– Что? – вскинула на него глаза Мара. Вопрос, похоже, застал ее врасплох. Мгновенье спустя она спохватилась: – Ах, ты об этом. Да его уже нет. Бабушка на Новый год съела.
– И цыплят? – решил выяснить Никифор.
– А их в этом году просто не завела, – на сей раз не замешкалась с ответом девушка. – Корм нужен. Раньше ей Косачевы привозили, когда сами закупались, а без них ей тяжело.
– Но прежние-то цыплята куда делись? – заклинило на птицеводстве Коржикова.
– Продала, – коротко объяснила Мара и первой поднялась по резному крылечку в дом. – Милости прошу к нашему шалашу, – пригласила она мальчиков внутрь.
Войдя, они оказались в просторной комнате с четырьмя окнами, на окнах висели белые тюлевые занавески. Тут были и стол с шестью стульями, накрытый чистой льняной скатертью, и старинный кожаный диван с высокой спинкой, и большая русская печь, и древний буфет с посудой. Пол устилали домотканые узорчатые половики. Чисто, уютно. Приятно пахло яблоками и корицей, хотя яблоки еще не созрели. А главное, нигде никаких пучков трав или склянок с таинственными зельями, черных котов, сушеных мышей и жаб. Самая что ни на есть обычная комната, по которой видно: хозяйка жилища опрятна и домовита. Холостяцкая обитель дяди Феди выглядела куда неухоженней. «Вот и верь после этого людям, – подумал Егор. – Насочиняют про человека с три короба, а он живи потом с этим».
Никифор тоже с недоумением озирался по сторонам:
– А у вас тут хорошо.
– Спасибо на добром слове, – одарила его улыбкой девушка.
Коржиков покраснел и потупился.
– Чайку хотите? – предложила она.
Ребята кивнули. Мара скрылась в закутке за печкой. Там загремела посуда.
– Тут все изменилось, – зашептал Никифор на ухо Егору. – Я в прошлом году к ним в окошко заглядывал – просто ужас. Как на помойке бабка жила. Видать Марины предки к дочкиному заезду ремонт у Потылихи организовали. Между прочим, я Мару здесь раньше никогда не видел. И даже никогда не слышал о ее существовании.
– Мальчишки, помогите мне накрыть на стол! – выглянула из закутка девушка. – Вот чашки, вот тарелки. Малиновое варенье. Мед. А то еще простудитесь.
– Простуда, по-моему, больше тебе грозит, – уже расставлял чашки Егор. – Мы-то с Никифором не купались.
Мара в ответ хмыкнула, однако Егор отметил, что губы у нее по-прежнему не порозовели. Беря у нее тарелки, он как бы случайно дотронулся до ее руки. Ледяная! Для чего ей понадобилось до такой степени промерзать в озере? Или утопиться решила? Хотя непохоже. Вон улыбается, кокетничает. Странно…
Никифор не сводил с Мары глаз.
– А почему мы раньше здесь никогда не встречались? – спросил он, едва они уселись за стол.
– И впрямь удивительно, – улыбнулась она. – Видимо, приезжали в разное время. Ты в один месяц, а я в другой. Наверное, не каждое лето у дяди с июня до конца августа жил?
– Я даже не каждый год здесь бываю, – подтвердил Коржиков.
– Ну вот. Значит, не совпадали.
– Но мне даже никто про тебя не рассказывал.
– Да моя бабушка мало с кем тут общается. Я и сама с удовольствием провожу время в одиночестве. Так приятно от города отдохнуть. Этим летом совсем хорошо. Косачевы не шумят. А ни в ту, ни в другую деревню я вовсе не хожу. Что я там забыла?
– Сама-то ты тоже из Москвы? – наконец смог поинтересоваться Егор.
– Из Питера, – внесла ясность Мара.
Егор почему-то ей не поверил. Может, из-за того, что произнесла она это, старательно отводя от него глаза. Зачем бы ей врать? Какая разница, где человек живет? Разве что на самом деле она приехала из какого-нибудь маленького городка и комплексует перед москвичами. Ну и пусть, если ей так больше нравится. Девчонка-то, между прочим, вполне симпатичная. Вон Коржик слушает ее, разинув рот. Сам на себя не похож. Явно она ему сильно понравилась. Интересно все-таки, сколько ей лет? Спросить? А вдруг обидится? С женским полом в этом смысле большие сложности…
В его размышления вторгся голос Мары, видимо, отвечающей на вопрос Никифора:
– Мне зимой будет пятнадцать.
– А мне четырнадцать, – с наглым видом заявил Коржиков, выразительно косясь на Егора.
«Во, врет и не краснеет, – отметил про себя тот. – Ему же только недавно тринадцать исполнилось! И, главное, это вполне видно. Еще за шестнадцатилетнего бы себя выдал».
Мара, однако, сомнений не выразила. Егор счел за лучшее свой возраст не сообщать. Врать не хотелось, а сказать правду – значило подставить Коржика. К счастью, с Мариной стороны вопросов и не последовало. Никифор взахлеб болтал с ней, и оба они, похоже, вообще забыли о том, что Егор сидит с ними рядом. Тот молча пил чай, ел вкусное малиновое варенье, с удовольствием ощущая, как благостное тепло разливается по телу, и от нечего делать скользил взглядом по комнате, которая производила на него все более странное впечатление. Может, это, конечно, последствие недавно сделанного ремонта? Старые рухлядь и хлам выкинули, а новая обстановка еще как бы не прижилась. Не зная, трудно предположить, что здесь много лет обитает старая женщина. Ни картинок на стенах, ни фотографий, ну, или вазочек, или икон в красном углу, как у многих деревенских. Стерильная чистота, пустота и… безликость.