Отступив в сторону, Торак наблюдал за тем, как мужчины подняли лодку на плечи и отнесли ее на мелководье. Там они привязали два тяжелых камня к носу и корме лодки, после этого отец Бейла на своей лодке потянул лодку с телом сына в Море.
Тюлени медленно вернулись к молчаливой поминальной трапезе, но Торак остался и смотрел, как две лодки постепенно превращаются в черные точки. Когда их не будет видно с берега, отец Бейла проткнет копьем погребальную лодку и отправит сына к Матери-Морю. Рыбы съедят плоть Бейла, как он при жизни ел их. А когда его убежище превратится в пепел и пепел развеет ветер, он исчезнет, как исчезает рябь с поверхности Моря.
«Но он вернется, – подумал Торак. – Он здесь родился. Здесь его дом. В Море ему будет одиноко».
Его окликнул Фин-Кединн:
– Торак. Идем. Ты должен присоединиться к трапезе.
– Не могу, – не обернувшись, сказал Торак.
– Ты должен.
– Я не могу! Я должен пойти за Тиацци.
Рядом с Фин-Кединном появилась Ренн.
– Торак, уже темно, – сказала она. – Даже луны нет, ты не можешь сейчас уйти. Как взойдет солнце, мы вместе уйдем.
– Ты должен почтить своего сородича, – сурово напомнил Фин-Кединн.
Торак развернулся и посмотрел на вождя племени Ворона:
– Моего сородича? Так мы теперь должны его называть? Моим сородичем. Парнем из племени Тюленя. Целых пять лет, пока не забудем его имя.
– Мы никогда не забудем его имя, – сказал Фин-Кединн. – Но так будет лучше. Ты сам знаешь.
– Бейл, его звали Бейл, – громко и отчетливо сказал Торак.
Ренн охнула.
Фин-Кединн не сводил с него глаз.
– Бейл, – повторил Торак, и снова: – Бейл, Бейл, Бейл!
Он решительно прошел между Фин-Кединном и Ренн и побежал по берегу. Остановился только у догоравшего убежища друга, повернулся к холодному Морю и крикнул:
– Бейл!
Если имя друга вызовет дух мести – пусть. Это он был виновен в том, что Бейл лежит на дне Моря. Если бы он не затеял ту ссору, Бейл не остался бы один на Утесе. Они бы встретили Повелителя Дубов вместе, и Бейл остался бы жив.
Он во всем виноват.
– Торак!
Ренн стояла по другую сторону догоравшего убежища Бейла, ее лицо блестело в отсветах огня.
– Перестань звать его по имени! Ты вызовешь его дух!
– Пусть приходит! Я это заслужил!
– Ты не убивал его, Торак.
– Но я виновен в его смерти! Как мне с этим жить?
У Ренн не было ответа на этот вопрос.
– Фин-Кединн прав! – крикнул Торак. – Тюлени не могут мстить за Бейла, это должен сделать я!
– Перестань называть его имя…
– Месть моя! – Торак поднял к небу нож и рожок с целебными травами. – Клянусь тебе, Бейл. Клянусь этим ножом, этим рожком и всеми моими тремя душами. Я найду Повелителя Дубов и убью его. Я отомщу за тебя!
Глава 4
Волк стоял на Белом Мягком Холоде у подножия Горы и смотрел на Темную Шерсть. До нее было много прыжков вверх, она смотрела на него вниз. Он чуял ее запах, слышал, как ветер ласкает ее прекрасный темный мех.
Волк замахал хвостом и заскулил.
Темная Шерсть замахала хвостом и заскулила в ответ. Но это была Гора Громовника. Волк не мог подняться к ней, а она не могла спуститься к нему.
Он тосковал по ней весь Великий Холод, тосковал, даже когда охотился вместе с Большим Бесхвостым и Сестрой. Особенно тосковал, когда играл в «придуши лемминга», потому что Темная Шерсть была хороша в этой игре. Из всех волков в стае Горы он тосковал по ней больше всего. Она и он были одним дыханием, одной костью. Он чувствовал это каждым волоском своей шерсти.
Темная Шерсть переступила передними лапами и пролаяла: «Идем! Время охоты, сильная стая!»
Волк опустил хвост.
Темная Шерсть продолжала его звать.
«Я не могу!» – ответил он.
Она прыжками помчалась к нему с Горы. Белый Мягкий Холод пушинками взлетал у нее из-под лап, сердце Волка от счастья взлетало вместе с ними. Он помчался ей навстречу, бежал так быстро, что…
Волк проснулся.
Он покинул ту жизнь, в которой оказывался во сне, и вернулся в ту, где лежал на краю Большого Мокрого. Он был один. Он тосковал по Темной Шерсти. Тосковал по Большому Бесхвостому и по Сестре. Он даже по воронам немного тосковал. Почему Большой Бесхвостый оставил его и ушел на плавающих шкурах?