Когда все юноши получили свои мечи, они вернулись на места, и по знаку короля в воздух с грохотом вознеслись первые искры фейерверков. Большие пушки, специально подготовленные для церемонии, палили одна за другой, выпуская залп за залпом. Яркие разноцветные искры взмывали в небеса, и юные воины с замиранием сердца следили за этим.
Торжественная часть окончилась, и все — гости и выпускники — повалили к шатрам, где уже стояли накрытые столы. Наступило время празднества, время пить, есть, слушать песни и радоваться.
Торин сошел с помоста и тут же угодил в крепкие объятия Двалина. Старый друг весь извелся от того, что не мог помочь узбаду в сражениях, и теперь едва не помял ему ребра на радостях.
— Ну ты, медведь лютый! — прошипел Торин. — И без того болит все, бросай свои бабьи нежности!
— За «бабу» ты мне еще ответишь, дружище, — дружелюбно пророкотал воин, выпустив родича из объятий и хлопнув по плечу. — Ишь ты, выкрутился! Небось, ноги дрожат после сегодняшнего, а?
— Ничуть, — отозвался король. — Меня уже подлечили, можно и снова в бой!
Тут он, конечно, преувеличил, и Двалин это понял. Ухмыльнувшись, воин кивнул на королевский шатер:
— Идем, утопим усталость в добром вине. Ты заслужил нормальную жратву и компанию старых друзей.
В шатре уже горело множество светильников и жаровен, чьи бока блестели от позолоты и жира. На земляной пол набросали меховых шкур и ковров, чтобы победителям вольготно было сидеть на них. Рабы сновали туда-сюда, поднося кушанья и напитки. Двалин прямо с порога ухватил с одного подноса кубок с вином, осушил его залпом и довольно кивнул.
— Хорошее вино! — признал он. — И рабыни наши дома стали еще краше, чем были. Эй, Торин, как тебе вон та, чернокудрая?
Король улыбнулся девушке. Рабыня была из людского племени, и впрямь красивая — с тугими косами, по пояс обнаженная, и тугие умащенные груди блестели от масла в свете жаровен.
Заметив взгляд короля, девушка охотно заулыбалась в ответ, вопросительно глядя на гнома. Тот едва заметно качнул головой.
— Нравится — бери, — разрешил Торин. — Моя сестра против не будет, я ее знаю, только обрадуется. А мне не до утех сегодня, все тело ноет, будто по мне мумаки толпами бродили.
Хохотнув, Двалин уселся за широкий стол, подвинув к себе блюдо с сытным мясом. Торин устроился во главе стола, поднятием кубка поприветствовал собравшихся, и гости ответили слитным радостным гулом.
Здесь, в королевском шатре, сидели только самые приближенные и особо отличившиеся в битвах воители. Женщин не было, не считая рабынь — гномки могли праздновать в других шатрах, где они сидели тесной компанией и могли поговорить о своих детях и мужьях. А если кто из них покидал шатер в компании красивого раба, так что с того? На то и пир, чтобы радоваться жизни.
Бильбо проскользнул в шатер тихонько, как мышь. Шумный праздник только начинался, но полурослик уже немного устал. Ему полагалось быть рядом с женихом, и хоббит надеялся, что празднество продлится не очень долго.
Он замер в нерешительности, размышляя, где бы присесть, но потом решительно свел брови и быстрым шагом пробежал во главу стола, устроившись рядом с королем. По правую руку от Торина сидел Двалин, его нечего и думать было попросить передвинуться, но слева поднимал чашу Фили, и Бильбо ловко втиснулся между ним и Торином. Королевский племянник покосился на нахала, добродушно усмехнулся и чуть переместился.
— За моего венценосного дядюшку! — провозгласил он, вздымая чашу. — Долгих лет Королю-под-Горой и всяческих благ!
Тост подхватили слегка подвыпившие гости. Кубки поднимались, вино лилось рекой, рабы только и успевали подливать еще. Бильбо тоже взял себе чашу. Для него она была великовата, но полурослик смело пригубил терпкое вино, позволив ему пролиться в желудок огненным комом. Сразу стало жарко и томно, голова чуть закружилась от выпитого. Бильбо поерзал, устраиваясь удобнее на шкурах, и приступил к закускам. Зажаренный целиком жирный гусь определенно стоил того, чтобы уделить ему самое пристальное внимание.
В середине пира, когда животы уже наполнились, а уходить было рано, рабы по знаку короля поднесли тяжелые сундуки, набитые трофеями и драгоценностями. Под общие восторженные возгласы Торин принялся вынимать из сундуков золотые изделия и одаривать ими своих воинов.
Бильбо мало интересовался золотом, но и ему пришлись по вкусу дивные драгоценности, которые король поднимал в руках на всеобщее обозрение. Браслеты, кованые наручи, изукрашенные кубки, даже плети, в рукоятках которых блестели баснословно дорогие камни — все это поневоле завораживало.
Хоббит засмотрелся на церемонию дарения и не сразу понял, что король окликает его.
— Свет мой, — позвал его Торин, — пришло время мне исправить свою скупость, вызванную длительным тяжелым походом. Ты заслуживаешь даров ничуть не менее, чем мои лучшие воители. Твоя награда ждет тебя, прими же ее.
Хоббит удивленно приподнялся. Милость монарха была приятна, но он ведь не просил даров…
Торин сам надел на него золотые тяжкие браслеты, сверкнувшие алым отблеском, застегнул затейливые замочки, будто сковывая жениха, навеки привязывая так к себе. На растрепавшиеся кудри полурослика лег тонкий венец, украшенный единственным ярким рубином в оголовье, будто злым глазом. Шею опоясала в три ряда нитка золотых бус-монеток, что позванивали при каждом движении — и, к веселью хоббита, на каждый палец рук король надел ему по кольцу.
— Ну, я теперь точно майское дерево! Только сверкаю ярче, — признал Бильбо. Впрочем, король смотрел на него с восхищением и страстью, так что пришлось дары принять.
Увешанные золотой добычей, дико роскошные, восседали гномы за пиршественным столом, и яркие искры от их драгоценностей сияли в отблесках света, рождая многочисленные крохотные радуги.
Принцы, не в силах сдержать молодого восторга, пошли танцевать, ухватив за руки самых хорошеньких рабынь. Фили тут же нацепил на приглянувшуюся ему девушку нитку бус, и рабыня благодарно прильнула к принцу.
Танцы, музыка, веселые голоса и смех… У Бильбо слегка кружилась голова. Прежде, чем он сам понял, что делает, полурослик поднялся и вышел к танцующим, поднимая руки. Даже не глядя, он чувствовал горящий взгляд короля на себе — и танцевал для него.
Как легко он двигался вместе с остальными, выделывая те же коленца, ухватившись за плечи ближайшего гнома! Отросшие кудри разметались вокруг головы, блестели золотые украшения, звенели драгоценные монетки в ожерелье… Бильбо запрокидывал голову, пел со всеми мелодию без слов, древнюю, как сам мир, и слышал, как сильно бьется сердце того, кто был рядом.
Полурослик чувствовал себя совершенно влюбленным — не столько даже в самого Короля-под-Горой, сколько во все, что его окружало. Зачем бояться, когда здесь нет врагов? Зачем стесняться, если рядом друзья, что встретят даже оплошность веселым смехом?
Пир заканчивался постепенно. Снаружи еще слышались сонные, веселые голоса, но гости понемногу расходились, кланяясь королю и забирая подаренные драгоценности и рабов. Красивая рабыня, что приглянулась Фили, ушла с ним, Кили же отправился к шатрам женщин — искал свою прекрасную эльфийку.
— Ночь — время сказаний, отдыха и любви, — услышал Бильбо за своей спиной голос короля. Торин, слегка морщась от усталости и боли, подошел к нему и встал рядом, у выхода из шатра. — Выйдем на воздух, светлый мой, мне душно здесь.
Хоббит поддержал жениха под руку, готовый подхватить, если тот вдруг поддастся слабости, однако Торин лишь покачнулся. Выбравшись на вольный воздух, король глубоко вздохнул.