Торин каменным изваянием возвышался над остальными своими всадниками — высоченный по меркам своего народа, с непроницаемым лицом, на котором застыло равнодушие и даже скука. Длинные волосы черной волной спускались ниже талии, почти полностью укрывая спину. Непобедимый — вот что гласила такая прическа. Воин, которому нет равных.
Кили придержал пони, остановившись позади дяди. Все эти официальные церемонии юноша считал лишними — и все же они были необходимы. А то как же побежденные народы поймут, что они побеждены?
По знаку Торина вперед выехал Бофур, его подручный во всем, что касалось разговоров с другими народами. Бофур когда-то был рудознатцем, а это занятие предполагает переговоры с торговцами. Так гном выучил Всеобщий — хотя сам находил его неуклюжим и каким-то птичьим на слух. Теперь он был в милости у узбада — хотя бы потому, что вел переговоры со всеми, к кому не могли по каким-то причинам добраться послы.
Из толпы дрожащих хоббитов вышел местный мэр. Кили с интересом наблюдал за смешными безбородыми чужаками. Подумать только, у них всех такие короткие стрижки! Впрочем, это им под стать, ведь они не воины, а всего лишь фермеры.
Хоббит, собравшись с духом, начал что-то говорить. Бофур переводил, легко улавливая непривычные для слуха гномов звуки чужого языка.
— Доброго дня вам, уважаемые господа. Мы рады приветствовать на своей земле высокородных сыновей подгорного народа.
— Здесь нет вашей земли, — Торин через Бофура поправил побледневшего мэра, по-прежнему сохраняя на лице бесстрастное выражение. — Только наша. Вы сдались без боя — а это значит, что ни один из моих воинов не совершит здесь убийства или грабежа. Того, кто посягнет на ваше имущество или ваши жизни, ждет наказание — тем способом, какой я или мои ближние родичи сочтем нужным.
Кили зевнул. Словеса, одни словеса… Лучше посмотреть, каких рабов приготовили для них эти коротышки. Должно быть, такие, как они, могут только прислуживать да готовить…
Чуть в стороне от мэра и нескольких его соотечественников стояли небольшой шеренгой хоббиты мужского пола. Все они выглядели растерянными и напуганными — может быть, за исключением нескольких. Очевидно, это и есть те, кого предназначили в рабство… Да, небогатый выбор!
Ни один из этих хоббитов явно никогда не держал в руках оружия, к тому же у всех были толстенькие животики. Такой не будет сутками трястись в седле во время похода. Кили поморщился. Народ повозок — те, что не умеют держаться в седле… Презренные существа, что не пригодны ни для чего, кроме постели или уборки.
Торин предоставил Бофуру объяснить хоббитам, что отныне они должны будут без сопротивления предоставлять землю и ресурсы в пользование войскам узбада, а сам направил коня к будущим рабам. Кили отлично знал, что ищет дядя: юношу для себя, который станет в будущем его супругом.
«И чего он среди своих не выберет, если уж так охота? — недоумевал младший наследник рода. — Ладно, дядины причуды — это святое, их надо уважать…»
Торин не спешивался — это значило бы уравнять себя с этим народцем. Верхом на своем высоком лохматом пони узбад проехал вдоль ряда хоббитов. Кили заметил, что у большинства лица недовольные, однако выказывать протест они не решались из страха.
В какой-то момент узбад развернул коня, а затем неожиданно направил его в сторону выставленных на выбор рабов. Он просто слегка пугал их: ни к чему было портить свое имущество. И все же большинство хоббитов шарахнулись в стороны.
На месте остался стоять только один из них, чуть выше большинства своих сородичей, светловолосый и крепко сложенный. Он угрюмо посмотрел на промчавшегося мимо всадника — и вся его фигура излучала неприязнь. Должно быть, понял, что их всех только пугают.
Кили цокнул языком. Он уже знал, что дядя выберет именно этого, сердитого: укрощать упрямцев силой или лаской Торин обожал.
И впрямь: тот отъехал в сторону, не глядя больше на потенциальных рабов. Бофур тут же прервал свою речь - в ней больше не было необходимости: тан народа кхазад сделал свой выбор.
Торин обернулся, кивнув Кили, и указал рукояткой плети через плечо. А затем, толкнув пони пятками в бока, сорвался с места. Часть гномов поехала с ним, посвистывая и хохоча. Кили восторженно закричал: общая радость от завершенного дела передалась и ему.
Все было кончено: этот уголок Средиземья теперь принадлежал гномам — так же, как и многие земли на севере и востоке. Дорога на запад, к землям Белерианда и войнам с эльфами, была открыта — если того пожелает узбад.
Кили пустил своего пони в галоп. Лошадь вихрем помчалась к дрожащим хоббитам. Наклонившись с седла, юноша ухватил под мышки избранника своего дяди и вздернул вверх. Тот наконец испугался — вскрикнул и сжался. Но Кили не был бы таким хорошим всадником, если бы уронил свою ношу.
— Не бойся, — сказал он хоббиту, хотя тот, конечно же, все равно не понимал кхуздул. — Ты избран таном, тебе не сделают больно. Я отвезу тебя к Торину.
Он усадил будущего супруга дяди перед собой в седло, придержал его рукой поперек груди — и его пони помчался за остальными. Те гномы, что останутся здесь гарнизоном, поддержат порядок в отсутствие узбада. А ему, Кили из рода Дурина, надо исполнить волю великого вождя и доставить к его ногам главную добычу, ради которой они ехали в такую даль.
Кили был очень горд собой. Дядя доверил ему присмотреть за своим будущим наложником — это, как ничто иное, служило доказательством его взросления.
========== 5. Фили ==========
Кавалькада гномов с одним пленным хоббитом покинула границы города и углубилась в окрестные поля. Фили с облегчением выпрямился в седле. Наконец-то с официальной частью сегодняшнего дня покончено! Это значило, что можно расслабиться и забыть о душных городах, которые всегда навевают на истинного кхузда тоску.
О, как ошибаются те, кто считает, что гномы не умеют ездить верхом! Для всех врагов народа Дурина, от орков до непокорных остроухих эльфов, это заблуждение, как правило, становилось последним.
Далеко от города, впрочем, удаляться не стали. Походный лагерь гномы намеревались разбить в миле от его стен, чтобы каждый хоббит мог при желании увидеть своими глазами новых владык.
Заходить в город Торин запретил, справедливо опасаясь нарушения договора кем-нибудь из молодых воинов. Кто знает, на что толкнет их жажда удовольствий? Слово узбада нерушимо, но не стоит подвергать юношей искушению.
Молодой наследник рода ехал рядом с дядей, однако нет-нет да и оборачивался назад, выискивая взглядом брата, везущего в своем седле драгоценную ношу. Странно дядя выбрал, что и говорить! Были в толпе местных жителей, на взгляд Фили, и девушки красивые, и миловидные юноши, куда привлекательнее этого паренька.
Двигаясь легкой рысью, пони с сидевшими на их спинах всадниками достигли широкого поля, поросшего молодой пшеницей. Колосья пока еще не созрели, однако узбад все равно велел обогнуть поле стороной и разбивать лагерь ближе к лесу.
Фили спешился, с сожалением покинув седло своего коня. Его бы воля — так бы и ел, и спал верхом, да только пони так устанет, бедняга.
Вокруг уже суетились рабы, устраивая ночлег своих господ. В основном среди рабов были люди: эта раса с каждым годом становилась все многочисленнее, и Торин считал, что совершать набеги на их города ничуть не зазорно.
Многие думают, что в военных лагерях есть своя прелесть — но так считает только тот, кто никогда не сталкивался с «романтикой походной жизни» на практике. Много усталых мужчин, грубоватых, дурно пахнущих и недобрых: поход был длинным — большинство не было расположено улыбаться.