— Всё клеишь и клеишь, — скажет Наталья, когда ей надоест рассматривать журналы. — А когда будешь представлять?
Алёша знает когда, но он не позовёт Наталью. Может быть, Наталья и без всякого приглашения сядет в единственное кресло в единственном ряду. Но разве он решится играть для неё спектакль?
«Кто этот чудной, длинный?» — спросит Наталья про благородного рыцаря Дон Кихота. Разве она будет сочувствовать Дон Кихоту, когда он направит своё копьё на злого волшебника Ферестона и произнесёт чудесные слова: «О нет, проклятый Ферестон. Не остановят меня твои проделки, злейший из волшебников! Ты обрушился на книги, простак! Доблестные рыцари давно перешли из книг в моё сердце. Вперёд! Вперёд! И ни шагу назад!..»
Наталья может расхохотаться, услыхав такую речь. Тогда рыцарь Печального Образа огорчится и скажет: «Ах, Алексей, чудак. Зачем тебе понадобилось рассказывать этой румяной девице про наши с тобой подвиги? Разве ты забыл, что она не пожелала со мною познакомиться?»
Алёша помнит, как он предложил Наталье читать его книги:
— Смотри, у меня целая полка. Всё мои книги. Мы мебели никакой не привезли, а книги… все.
Наталья тогда из вежливости взяла в руки «Путешествие на Кон-Тики».
Книгу она принесла через два дня.
— Уже прочла? — удивился Алёша. — Ты быстро читаешь.
— Очень, — подтвердила Наталья.
— Понравилось?
— Не совсем. Дай что-нибудь ещё.
И Алёша великодушно протянул ей любимого «Дон Кихота».
— Это про что? — спросила Наталья.
— Это? Это доблестный…
Но Наталья его перебила:
— Дай мне лучше знаешь чего… Дай мне книжку… Я забыла название. Девочки говорят — очень смешная.
— У меня нет очень смешной, — ответил Алёша. Он поставил томик о славном добром рыцаре на место и ничего ей больше не предложил.
Разве можно для такой Натальи поднять занавес и начать представление?
Правда, один раз она помогла ему. Наталья терпеливо ждала, пока Алёша вденет нитку в игольное ушко. Но когда он начал сшивать занавес, она сказала:
— Разве так? Давай я!
У неё сразу дело пошло на лад. Стежок за стежком, стежок за стежком.
— Видишь? Шов ровный, совсем не морщится. А был бы у меня напёрсточек…
Алёше очень хотелось, чтобы занавес не морщился. И поэтому он сказал:
— Замечательно у тебя получается!
Наталья расцвела.
— А там, где вы раньше жили, — расспрашивала она, — ты тоже клеил разных куколок?
— Каких куколок? Это театр! Это действующие лица!
И Алёша убрал актёров от неё подальше.
— Действующие! Бумажные!.. Какие они действующие? Я люблю, чтобы всё было по-настоящему! — Отложив занавес, Наталья вышла на середину комнаты и, уперев руки в бока, топнула ногой: — Танец «гопак»!
Размахивая руками, Наталья закружилась и запела:
— Ля-ля-ля!.. Хлопай! — потребовала она. — Я буду на ёлке танцевать гопак!
Алёша не похвалил Наталью, и она надулась:
— Подумаешь — театр. Не буду больше шить.
Обычно они сидели в разных углах и молча ждали, когда придёт Наташина бабушка. Алёша знал, что, когда до её прихода останется несколько минут, Наталья начнёт ныть:
— Не выдавай меня, не выдавай! Не говори, что я была на горе… Не скажешь? Дай мне честное слово…
Он её не выдаст. Зачем ей ещё честное слово? Алёше хочется распахнуть дверь, швырнуть Наталье её шапку, её пёстрые варежки из козьей шерсти.
В дверь стучит Натальина бабушка. Наталья бежит ей открывать сама.
Не дожидаясь бабушкиных расспросов, она радостно кричит:
— Мы гуляли! Потом играли в театр! Знаешь, как здорово!
— Ах вы умники! — будет хвалить их бабушка. — Ах вы мои хорошие!
Бабушка начнёт разогревать Алёше ужин. Он может разогреть его сам. Подумаешь — поставить на плитку.
— Нет уж, — скажет бабушка, — если я пришла, то не суйся.
Она будет разогревать Алёше ужин и расхваливать свою внучку Наташеньку.
— Я тоже была в детстве очень отзывчивая. Бывало, в школе одна лепёшки не съем. Непременно с кем-нибудь поделюсь.
Алёша никогда бы не взял у Натальи половину лепёшки. Если бы она даже его очень просила: «Попробуй! Попробуй!» Он выполняет только одну её просьбу: «Ты меня не выдавай. А то мне попадёт!»
Он её не выдаёт. Он даже не возражает маме, когда она тоже хвалит Наталью.
— Я так рада, что ты дружишь с Наташей.
Алёше не хочется огорчать маму — пусть думает, что он не скучает.