Выбрать главу

«Ваш сын теперь не будет лишён детских радостей. Но всё придёт постепенно, не сразу», — говорил врач.

— Не торопись, не торопись! — приговаривает Пётр Николаевич.

* * *

Они делают уже второй круг. Алёша упорно переставляет палки — и раз и два, и раз и два!..

Пётр Николаевич смотрит Алёше вслед. И раз и два! Алёша идёт неровно — то споткнётся, то лыжи у него носом вверх. Петру Николаевичу хочется взять Алёшку на руки, прижать к себе крепко-крепко, сказать ему: «Алёшка, наберись терпения, и всё будет хорошо!»

«Постепенно, не сразу», — вспоминает Пётр Николаевич и говорит:

— Хватит, сын, передохнём маленько.

Алёша послушно останавливается.

— Отдохнём, а потом устроим соревнование — кто кого. Идёт? — Пётр Николаевич старается улыбнуться.

— А тебе не надоело со мною соревноваться? — спрашивает Алёша.

Он не принимает шутки. Он знает, что папа может, наверное, сто раз убежать и вернуться обратно, пока он будет ползти черепашьим шагом. Зачем он ему предлагает соревнование?

— Вы же мне ничего не разрешаете! Как я буду тебя перегонять? — Губы у Алёши дрожат. — Вы мне сами ничего не разрешаете!

Пётр Николаевич молчит: необдуманно пошутил, зря.

— Если бы тебе так? Если бы тебе всё запрещали?! Вы мне всё запрещаете! — продолжает твердить Алёша.

Пётр Николаевич растерян. Он старается успокоить Алёшу. Но Алёша не слушает, что ему говорит отец. Он не может остановиться. Он повторяет и повторяет дребезжащим голосом:

— Ничего, ничего не разрешают… Даже физкультуру… Я больше не буду ходить тихим шагом! Надо мною в школе и так все, все…

Алёша не договаривает. Он закрыл руками лицо. Если его не поддержать, он может упасть в снег.

— Родной мой! — И Пётр Николаевич опустился перед ним на колено. — Родной мой! Кто над тобой смеётся? — Пётр Николаевич старается заглянуть сыну в глаза. Он видит, что Алёша собирает все свои силёнки, чтобы удержать слёзы. — Кто над тобой смеётся?! — Папе трудно говорить. Он гладит Алёшу по щеке. — Родной мой! Кто смеётся?!

— Никто. — Алёша не смотрит на отца.

— Ты же сам сказал!

— Это было один раз… Это было один раз. Мы играли в снежки. Я тоже играл. Я неправильно нападал… Вот и всё…

— Ты неправильно нападал?

Папа понимает: что бы ни говорил Алёша, над ним смеялись, смеялись над его робостью, неловкостью…

Пётр Николаевич взваливает две пары лыж на плечо и крепко берёт Алёшу за руку. Они идут к дому.

Почему папа молчит?

— Ты думаешь, меня не принимают играть? — спрашивает Алёша. — Меня принимают. Я сам не хочу. Мне неинтересно.

— Мы с тобою потренируемся, — обещает папа. — Снежки — очень хорошая игра.

ДОМА

Алёша и мама дома. Они топят печь. Раньше, в городе, где они жили, Алёша никогда не видел печки. А сейчас они сидят перед открытой дверцей и смотрят, как, потрескивая, догорают дрова.

— Мы с тобой как в «Белоснежке», — говорит Алёша. — Помнишь, Белоснежка убрала дом, вымыла посуду, приготовила ужин. Гномы придут домой, в доме тепло… Мы с тобой! Мы с тобой! А может быть… мы с тобой в Антарктиде? На самой холодной точке… на самой холодной… Помнишь, мы читали?

Чего бы не сделала мама, лишь бы Алёше было хорошо! Её мальчик, её большеглазый мальчик…

— Зачем ты щуришься? — спрашивает она.

— Я прицеливаюсь. Сейчас я попаду в цель.

— Что ты придумываешь?

— Погоди, мама, сейчас! — Алёша умеет играть один. — Мама, не шевелись! Мы с тобой у костра. К нам подкрадывается пантера! Ты не бойся!

— Я затаилась, — шепчет мама. — Я не боюсь…

* * *

Ещё вчера Иван Мелентьевич предупредил:

— Завтра вечером приходите с коньками. Я вас буду учить кататься. Кататься, а не резать понапрасну великолепный лёд.

— А Бодров? — Чиликина успевает с вопросом «быстрее молнии».

— Если Бодров захочет, он побудет вместе с нами, подышит, — отвечает учитель. — Только ты оденься потеплее — на реке холодно, — советует он Алёше.

Алёша не пошёл на реку.

Ему лучше побыть дома, с мамой.

Он смотрит, как в печной дверце пляшут синие, красные огоньки, как потрескивают, горят сухие дрова, превращаясь в золотую россыпь.

* * *

Сквозь заросли, где затаилась пантера, блестит скованная льдом река.

Можно раздвинуть ветки и поглядеть, как Иван Мелентьевич, заложив руки за спину, скользит на коньках, а за ним вереницей его ученики.