— Подумаешь! Мы и завтра без него будем кататься!
В глазах у Натальи никакого сожаления.
— Он знаете какой, этот Кижаев!..
Ольга Михайловна останавливается у своей калитки, и Наталья ждёт, когда она скажет: «Наташа, зайдём к нам!» Наталья даже берётся за щеколдочку. Но Ольга Михайловна молчит. Она смотрит на девочку, которая сидит с Алёшей за одной партой, с которой Алёша проводит долгие вечера.
— Скажи, Наташа, — спрашивает Ольга Михайловна, — тебе скучно с Алёшей? Признайся, скучно?
— Почему скучно? Приду посижу. Жалко, что ли!
Наталья отвечает уклончиво. И вдруг спохватывается: может, Бодров рассказывал матери о том, что она и не думает с ним гулять, кататься на лыжах вокруг дома? Конечно, рассказывал. Не зря же Ольга Михайловна сказала: признайся!
— Я пойду, ладно? — говорит Наталья.
Она звякнула коньками и, не простившись, ушла.
* * *
Кижаев в тот вечер не видел звёзд. Понуро брёл он домой. Иван Мелентьевич его прогнал, и это было несправедливо. Дело не в том, что все катаются на реке без него. Он сам может прокатиться «ласточкой» не хуже Ивана Мелентьевича. Ему было обидно, что Иван Мелентьевич поверил не ему, а Чили-киной!
— Почему же она кричит, если ты её не трогал? — спрашивал учитель.
Кижаев молчал. И пожалел, что не стукнул Наталью. Надо, надо было стукнуть. Было бы не так обидно. Он теперь и близко к ней не подойдёт, к этой Чиликиной! И никто не заставит его взять её за руку!
— Что-то рано сегодня? — спросила мать, когда Василий вошёл в дом. — Нагулялся, накатался?
Василий не отвечал.
— Небось нашкодил? — сказал дед.
Дед насыпал на бумагу табак, свернул цигарку.
— В молчанку будем играть или как? Чем нынче народ удивил?
Василию было неохота рассказывать, что произошло на реке, и он пообещал:
— Я тебе завтра расскажу.
— Ну что ж, завтра так завтра. Утро вечера мудренее.
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ
Алёша срывает с календаря листок за листком. Вот уже три месяца, как он ходит в школу. Он по-прежнему сидит за партой с Чиликиной.
Кижаева это совсем не трогает. Ему, наверное, всё равно — сидит за его спиной Алёша Бодров или нет.
Иногда, но это бывает очень редко, Кижаев с любопытством слушает Бодрова. Иван Мелентьевич не часто вызывает Бодрова к доске.
Бодров всегда готов к ответу. Он всегда выполняет домашние задания.
— Чего задали-то? — спрашивает Кисляков у Кижаева.
А тот другой раз и сам не знает.
Иван Мелентьевич будто в воду глядит.
— Кижаев, попрошу к доске.
К доске Кижаев не идёт — чего зря около неё топтаться, он не Кисляков. И на потолок Кижаев не глядит: ничего на потолке не увидишь.
— Я не выучил, — признаётся он.
— Что же так?
— Иван Мелентьевич, я завтра выучу, — обещает Василий.
А Иван Мелентьевич будто не слышит и обращается к другому.
Вот и сегодня — было задано на дом выучить стихотворение. «Ну-ка спросит меня?» — с тоской подумал Кижаев.
Но Иван Мелентьевич его не спросил. Он сразу вызвал Бодрова.
— Алёша Бодров прочтёт нам стихотворение Александра Сергеевича Пушкина.
— Какие стихи Пушкина ты ещё знаешь? — спросил учитель, когда Алёша кончил читать стихотворение.
— Я люблю «Зимнее утро», — ответил Алёша.
— Ты его можешь прочесть?
— «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась»? — спросил Алёша.
Кижаев обернулся.
Какое слово знакомое — «вечор». Вечор Василий с дедом ходили на речку — поглядеть, схватило ли лунки льдом.
Василий слушал. Вот и дальше будто про них.
А нынче… погляди в окно:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.
Кижаев сидит, подперев щёку. Слушает. Очень в стихах похоже на их Федосеньку: река, лес, кто-то дрова из лесу везёт.
Кижаев повторяет про себя за Бодровым строку за строкой.
— Спасибо, — сказал Иван Мелентьевич, когда Бодров замолчал. И спросил: — Алёша, у тебя дома есть книги Пушкина?
— Да, — ответил Бодров. — Моя мама…
Мама читает ему стихи, рассказывает о Пушкине, о том, как он подолгу жил в Михайловском. Дом у него был простой, деревянный. В нём тоже топили печи. Проснётся Пушкин утром — «…вся комната янтарным блеском озарена. Весёлым треском трещит затопленная печь». Пушкин любил ездить верхом, и Алёша радовался, когда Пушкину подводили коня: