Все, что он мог в тот момент, это позвать отца и сказать, что Наги умирает. Голова шла кругом, руки дрожали, Шото буквально чувствовал, как жизнь покидает девушку, которую он любил. Если бы не его отец, она бы там и умерла, лежа на холодном асфальте. Но Старатель сразу оценил ситуацию и, подобрав Наги, полетел в ближайшую больницу.
— Шото! Успокойся!
Голос отца, басом ударившийся о стены, отрезвил парня и заставил отстраниться от ничего непонимающего врача. Честно говоря, он боялся даже смотреть в сторону Старателя, прочесть по выражению его лица о случившемся.
— Она… она…
— Идем, — только и сказал мужчина, а затем коротко поклонился врачу. — Прошу прощения за беспокойство.
Почему он так спокоен? Шото не понимал, но ему ничего не оставалось, кроме как последовать за родителем и сдерживать накатывающую панику. Когда они добрались до приемного отделения, в котором находилось, на удивление, немало человек, Старатель просто опустился на пустующее кресло и тихо произнес:
— Садись и жди.
И только теперь Шото заметил… Кровь на его одежде, на руках, которые он, скрестив на груди, пытался унять дрожь. А хмурое выражение лица теряло всякую суровость от блестящего беспокойством взгляда. Старатель даже не обращал внимание на осуждающие взгляды посторонних людей, которая вызывала его фигура в связи с заявлением Тойи.
Он переживал, он тоже переживал и боялся. Всегда суровый и строгий по отношению к девочке, которую когда-то вынуждено приютил, сейчас едва держал себя в руках.
Не найдя в себе сил, Шото рухнул на соседнее кресло и, уперевшись локтями о колени, спрятал лицо в руках. В руках, которые пахли пеплом и кровью. Он часто сражался, даже минувшая битва с Лигой, ПФО… с Тоей, с Шигараки… над ней не витал дух смерти. Почему? Почему каждый раз, когда он пытался защитить Наги, у него ни черта не получалось?! Плевать, что она старше его, плевать, что она его цербер, плевать! Почему он никак не мог защитить одну единственную девушку?!
Время тянулось невыносимо долго. Каждый раз, когда врачи выходили из-за закрытого коридора, парень вздрагивал. Боялся и надеялся, что это им принесли весть, но в итоге врачи шли к другим людям. Кто-то вздыхал с облегчением и радовался, плакал, но кто-то в ужасе хватался за голову, отказывался принимать слова утешения. Кричал. Рыдал.
Что за чертовщина происходит с городом в последнее время?
— Тодороки-сан!
От усталости и стресса сон практически затянул Шото в свои объятия, но голос врача заставил вздрогнуть не только его, но и Старателя. Они оба чуть не подскочили, как ужаленные, когда к ним приблизился мужчина в белом халате с маской на лице.
— Она…
Отцу было больно даже произносить возможный вердикт.
— Она жива, — сообщил врач, но бесстрастный тон его голоса не позволил Шото обрадоваться, — однако находится в тяжелом состоянии. Мы смогли ее стабилизировать, но ей потребуется провести несколько операций.
— Но… может, Исцеляющая девочка сможет помочь? — ухватился за промелькнувшую надежду Шото.
— Не все так просто. Ускоренная регенерация может только навредить. У девушки в груди остались осколки пули и костей, они сильно повредили ее легкое и чудо, что не затронули сердце и артерии.
— Так… она будет жить?
— Мы сделаем все возможное. Операции предстоят сложные, и если все пройдет удачно, то она восстановится. Благодаря причуде ее организм достаточно сильный, однако… все зависит от нее. От того, как скоро она очнется в последствии.
— И сколько это может занять? — спросил Старатель.
— Трудно сказать. Может, сразу после операций. Может, через неделю или месяц.
— А можно… ее увидеть?
— Боюсь, сейчас я не могу этого позволить, особенно в таком виде, извините. Приходите утром, но мы сможем допустить вас к ней ненадолго, — отчитался доктор и, поклонившись, добавил: — А теперь прошу меня простить.
Она жива, но… от этого никакой радости или облегчения. Пуля, разодравшая легкие… ее хриплое дыхание…
— Шото… пойдем.
— Я останусь. Я не…
— Ты ей так не поможешь, врачи о ней позаботятся. Пойдем. Ты сможешь навестить ее утром.
— Почему?.. — сжав кулаки и опустив голову, чтобы спрятать подступающие слезы, парень, к сожалению, не смог сделать то же самое со злостью. — Почему ты так спокоен? Тебе что ли все равно? А? Скажи мне, тебе что ли все равно, ты!..