Таков был приговор, вынесенный Смурову подполковником Сапожковым. И с этого самого дня начальник колонии решил лично следить за неукоснительным исполнением этого сурового приговора.
Глава 4
Едва синяя «БМВ» скрылась с места происшествия на Ленинградском шоссе, как левая задняя дверца обстрелянного из гранатомета «лексуса» распахнулась и из нее медленно выполз Чижевский в разодранной на спине рубашке. Осколками стекла ему посекло кожу на лице, так что щеки и лоб были сплошь покрыты кровавой паутинкой ссадин. Он спрыгнул на асфальт и, оглядевшись по сторонам и быстро оценив обстановку, хрипло крикнул в салон:
— Владислав Геннадьевич! Потерпите маленько — сейчас я вас вытащу!
Он попытался было раскачать завалившийся на правый бок тяжелый джип и поставить его на землю, но сразу понял тщетность этой попытки. Тогда, широко расставив руки и прихрамывая, Чижевский бросился наперерез старенькой «Волге» с вздыбленным на капоте оленем. Когда «волжанка» тормознула, он рванул дверцу водителя и не спросил даже, а приказал не терпящим возражений тоном:
— Сейчас развернетесь, и поедем в больницу. Надо раненого доставить в отделение «скорой помощи»!
Водитель «Волги», кудлатый старичок в криво торчащих на носу очках, невозмутимо дернул рычаг ручного тормоза, вылез и поспешил на помощь Чижевскому. Вдвоем они кое-как выволокли из задымленного салона находящегося без сознания Варяга и потащили к «Волге». За раненым по асфальту тянулась двойная кровавая дорожка.
— Смотри-ка, у него ноги все в крови — кажись, открытый перелом обеих голеней, и вона весь бок правый разворочен… — пробурчал старичок и, поправив очки, добавил: — Эть, мать твою, как же это вас угораздило… Все гоняете как угорелые, вот вам и печальный финал…
Чижевский собрался было выматериться, но сдержался. Осторожно поддерживая голову Владислава, он положил его спиной на истертое сотнями пассажиров заднее сиденье.
— Николай Валерьяныч, — глухо прохрипел Варяг, морщась от страшной боли и постанывая сквозь стиснутые зубы. — Что со мной? Я ног не чувствую… Все занемело… Ив боку ломит — дышать не могу… Что же охрана ваша хваленая проморгала, а, Валерьяныч? — Он выгнулся всем телом вверх, громко охнув, и бессильно рухнул на сиденье.
— Теперь с них не спросишь, Владислав Геннадьевич, разве что на том свете ответ будут держать, — с горечью отозвался Чижевский, с усилием подталкивая Варяга поглубже в салон. Старичок забежал с левой стороны и, кряхтя, стал за плечи тянуть раненого на себя, чтобы дать возможность Чижевскому осторожно запихнуть обгоревшие, со свисающими клочьями кожи, окровавленные ноги в салон. — Из «Мухи» по нам впарили… Спасибо в том новеньком «лексусе» кузов был бронированный. И стекла пуленепробиваемые. А то бы мы сейчас с вами тут не беседовали… — Он скосил взгляд на старичка, который уже занял привычное место за рулем. — Уважаемый, давайте поживее! Тут недалеко есть госпиталь Главспецстроя. Туда давай!
Приходилось ему туго; кулаки Увара все чаще достигали цели, и Владиславу начинало казаться, что тело его скоро распухнет, как могло бы распухнуть лицо, попади тяжелый кулак его противника в скулу или в губы хоть раз.
Сконцентрировавшись, Владик сделал обманное движение левым плечом, шагнул вперед и, вложив в удар всю силу, попытался достать открытый подбородок. Это ему почти удалось: рука, защищенная рабочей рукавицей, почувствовала твердую преграду, но все же ощутимого вреда принести не могла.
Нет, не получилось и на этот раз. Но Увар вдруг отступил, опустив руки:
— Брек! На сегодня хватит бокса. — Он скинул рукавицы и несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. — Ну ты меня утомил сегодня, парень! Могу сказать, что прогресс налицо. Тебе бы, шкет, в настоящий спортзал — вот тогда бы дело пошло. И так ты успехи показываешь, а на воле я б из тебя живо сделал мастера спорта. Но все равно, больше надо тренироваться. Резче действуй, понапористее! Пока ты в последний раз замах делал для удара, я б мог тебя пару раз отправить в нокаут, да пожалел. Сколько раз тебе говорить: ты должен сам превращаться в свой кулак, когда бьешь. Ты должен забыть обо всем остальном теле, — весь вес, всю силу, всю волю должен перелить в траекторию удара. Чаще всего один удар и важен. Один хороший удар и в боксе, и в драке решает все!