Варяг слушал их речи, и постепенно от чифиря ли, может быть, от усталости — весь день вкалывал как фраер, — все в голове мутилось: то, казалось, сидит дома, рядом мать, говорит, чтобы слушался учителей, то вдруг опять бригадир всплыл, а потом оказалось: это его Иван Рука трясет за ворот: «Ну что, пацан, совсем сомлел, ничего, оклемаешься».
На следующий день Варяг стал отрицалой.
Дело было так. С утра он проснулся, как обычно. И так же, как обычно, начал новый день. Со своей бригадой он добрался до участка, а когда мужики, получив инструмент, стали разбредаться, демонстративно отошел к костру. Костер всегда успевали разжечь для бригадира. И сучьев успевали вовремя принести. К костру Варяг и отошел, делая вид, что не замечает устремленных на него взглядов. Бригадир прикрикнул было на него, потом всмотрелся, задумался на мгновение, вспомнил, что накануне пацана приглашал для разговора сам Иван Рука, и сделал вид, что ничего не произошло.
После того как со всех сторон стали раздаваться звуки работающих пил и топоров, бригадир, сибиряк, крепкий кряжистый мужик лет сорока, деревенский, получивший срок за незаконную скупку пушнины, а затем дальнейшую ее перепродажу, подошел к костру и присел на обрубок бревна напротив Варяга.
— Работать будешь? — помолчав, спросил он.
Варяг не стал сразу отвечать. Вместо этого, подтянув к себе выданный ему для работы топор и под отсутствующим, казалось, взглядом бригадира, несколькими ударами разрубил толстую сухую ветку, затем подбросил обломки в костер. Только после этого ответил.
— Надоело. Пусть лошадь пашет, она сильная.
— Ну-ну, парень, как знаешь. Мое дело маленькое: распределить фронт работ и отметить, кто сколько сделал. Ничего не сделал, так и запишем, много сделал, тоже запишем. А вечером я должен доложить, сколько бригада сделала. О тебе тоже доложу, ты же знаешь.
— Докладывай, — милостиво разрешил Варяг. — Докладывай-закладывай.
— Все равно, парень, вертухаи видят и тоже доложат. Ты уж и меня пойми.
— Чего зря болтать, — оборвал его Варяг, — надо так надо. Докладывай! У меня к тебе нет претензий.
Вечером его перед отбоем вызвал кум — майор Вавилов. Принял его в своем кабинете, оборудованном получше, чем кабинет начальника колонии. Здесь было уютнее, как-то по-домашнему. И телевизор показывал концерт «Песняров», и электросамовар шипел на столе, а в вазе горкой лежали конфеты и печенье.
Кум предложил чаю, а когда Варяг отказался, повел разговор издалека, расспрашивал о семье, о матери, о том, не трудно ли отбывать срок, не пристают ли отморозки. Варяг отмалчивался, от всего отказывался. А когда кум стал предлагать разные послабления, за небольшие услуги, так, чепуха, мелочь, разве что сообщить, если кто замышляет беспорядок, побег там, еще чего-нибудь, что может повлиять на ужесточение режима для всех, Варяг его резко оборвал.
— Не буду я сукой, и кончим на этом, начальник.
Майор Вавилов еще некоторое время пытался ломать его, а потом, раздосадованный, что слабый на вид пацан оказался крепким орешком, стал угрожать.
Не помогло и это. Работать Варяг тоже отказался. И Вавилов был настолько задет, что в казарму Варяг в этот вечер не вернулся. Как и в последующие вечера: получил десять суток карцера, которые потом плавно перетекли в двадцать, потом в тридцать и так далее, с перерывами.
Глава 7
Первое время было тяжело: одиночка, карцер… Карцер вообще вскоре стал домом родным, летом в карцере было даже неплохо. Потом оказалось, что везде нормально, если умеешь жить. Даже в карцер ему постоянно проносили грева — спиртное, закусь… Иван Рука поначалу особенно заботился, чтобы пацан, из которого вполне мог выйти классный законник, не сломался от первых же трудностей. Напрасно боялся. Владислав еще мог колебаться вначале, но стоило ему ощутить на себе чье-то давление — сейчас кумовьев, ссученной братии, — как тут же все в нем восставало против, и тогда уже сломить его было невозможно. Сам он никогда не нападал первым, но, уж если его затрагивали, не сдавался никогда.
Единственная отрада отрицале в далекой северной колонии — лагерная библиотека. Еще в «малолетке» пристрастился Владик к чтению, читал все, что под руку попадалось, — приключенческие романы, научные труды по экономике, воспоминания советских военачальников, записки дипломатов. Какой-то чудак выписал в колонию — уж не замначальника ли по воспитательной работе удумал? — газету «Москоу ньюс», и Варяг ее с особенным любопытством читал, восстанавливая позабытые уже английские слова и правила грамматики.