Ничего, поживем.
Он еще сидел здесь несколько дней. Не замечал ничего вокруг. Уже не было его здесь… Только тело, но не дух… Без воздуха, без тепла, без движения… страдало одно тело, ничего не видело, не слышало, — единственным и последним, что поддерживало его, была сейчас жестокая радость по поводу одержанной победы: над Артуром, майором, подло ударившим его, над колонией, над всеми теми, кто сажает других людей за решетку…
Начальник оперативной части НТК особого режима «Дикие гуси» майор Степанов отодвинулся вместе со стулом, на котором сидел, поставил локти на стол, встряхнул ручку, сплюнул в корзину для бумаг и продолжил писать:
«…и согласно инструкции, а также учитывая то, что срок заключения уголовного авторитета по кличке Варяг подходит к концу (конец срока отбытия наказания 10.12.78 г.), считаю нецелесообразным дальнейшее использование его в вышеупомянутых учениях спецподразделения.
Варяг — Смуров Владислав Евгеньевич, 1958 года рождения, русский, со средним образованием, осужденный в 1973 году по ст. 144, часть 1 УК РСФСР, будет этапирован по месту дальнейшего отбытия наказания в иркутский ИТК-8…»
Степанов отложил ручку и задумался. Встал, прошелся по кабинету, вернулся за стол.
«Считаю необходимым собирать и в дальнейшем агентурные данные по Варягу в связи с особенностями его характера, побуждающими упомянутого Варяга на стимулирование массовых беспорядков, к призывам к насильственным действиям, а также к столкновениям с общественностью из числа осужденных, поддерживающих администрацию.
Сообщаю также, что за отчетный период из прибывшего в колонию осужденного контингента девятнадцать человек получили травмы различных частей тела, не опасные для здоровья (список № 1 прилагается), а трое скончались от воспаления легких и обострения язвенной болезни желудка (список № 2, а также заключение врача прилагаются)…»
Глава 10
В вагоне духота была страшная, и, когда поезд медленно остановился на перроне куйбышевского вокзала, Варяг с облегчением выскочил из прокаленной железной коробки вагона на облитый солнцем перрон. Здесь казалось свежо из-за влажного ветерка с реки. Немолодая, но совсем еще не старая проводница Нина Андреевна улыбнулась ему и пожелала удачи в поиске невесты. От нечего делать Владислав всю дорогу сочинял ей трагическую историю о себе, о невесте, о собственном дембеле, случившемся уже больше трех месяцев назад, и о пропавшей подруге, соблазненной проезжим командировочным негодяем. Мол, вот теперь дошло до него известие, что невеста брошена соблазнителем в Куйбышеве, и он, заранее ее простив, едет возвращать девушку.
Самое замечательное во всей этой истории было то, что правды в ней не наблюдалось ни на грош. То есть буквально все было враньем. В Казани он обитал не три месяца, а уже скоро полгода и, конечно, вернулся не из армии — еще чего! — из родной колонии. Отмотал второй срок — три года за грабеж — и вернулся. И теперь наслаждался свободной жизнью.
Попрощавшись с любезной Ниной Андреевной, он пошел по размягченному солнцем асфальтовому перрону. Хорошо на свободе. Мимо него дефилировали две молоденькие биксы лет по пятнадцать в коротких, короче не придумаешь, мини-юбках. Пренебрежительно, но и заинтересованно взглянули. Не удержался, минуя кошек, резко свернул за ними и быстро сунул ладони между их прохладных влажных ляжек. Девки взвизгнули от неожиданности, проводница, улыбаясь, покачала головой, а он уже шел себе как ни в чем не бывало. Все-таки не удержался, оглянулся: шмакодявки, опомнившись, смотрели вслед. Кажется, сожалели, что он уходит.
Вышел на вокзальную площадь. Посмотрел на часы: восьмой час вечера. А солнце шпарит, как днем. Духота еще усилилась. Сейчас бы оттянуться на полную, но дела не ждут.
Варяг присел на скамейку и закурил. Был он одет в классные джинсы и футболку. Шмотки американские, пришлось переплатить. Рукава футболки закрывают татуированные плечи от взглядов встречных ментов. Только перстень не спрячешь — паук в паутине с белым крестом на спине: «Был судим за грабеж».
Вновь вспомнил свою последнюю зону. От воспоминаний не убежишь, особенно тяжко во сне. Почти каждую ночь снится зона. И чаще всего — начальник колонии подполковник Василий Васильевич Кобзев, мечтавший сделать для Варяга невыносимым его срок заключения. Ничего у подполковника не вышло, но каких это Варягу стоило сил! Кобзев, похоже, только и мечтал хоть раз почувствовать слабинку в своем подопечном, но это ему за все три года не удалось ни разу. И он в бессильной злобе рычал на Варяга: «Не нравится у меня? Тебе бы, щенок, к Сашке Беспалому в Североуральск — там бы ты хлебнул настоящего лиха, блатарь!» Кобзев знал, что говорил. О подполковнике Беспалом по всем зонам Севера ходили истории одна другой страшней. Это был хозяин, ненавидевший воров лютой ненавистью. И ненависть эта помогала ему изобретать все новые и новые приемы в святом, как он всюду объявлял, деле искоренения воровской породы. Надо было признать, что кое-что у него получалось. Не считая воров за людей, он видел в них любопытных, злобных хищников, требующих дрессировки. Беспалый находил большое сходство зэков с крысами. Они были такими же живучими, неистребимыми и отравляющими все вокруг своей, как он считал, вонючей сущностью. Отсюда и методы борьбы. Зэков он стравливал друг с другом. Самой большой радостью его было сделать так, чтобы наиболее стойкие из воров начинали уничтожать друг друга. Это уже была вершина, достичь которую Беспалый мечтал всегда.