И я жертвовала своей белой фатой — своей идеальной свадьбой — только для того, чтобы вкусить остаток милосердия на своем языке.
Я указала на неоткрытую коробку, лежащую на кровати.
— Принеси мне вуаль, которую я хочу.
— Твой отец будет разочарован. — Это была ее последняя попытка помочь изменить мое мнение, и она знала, что воспитание моего отца приведет к этому.
После смерти Грейслин я сделала все, о чем меня просил отец. Я была идеальной дочерью и жертвой моего отца в его гонке за большей властью.
Мой взгляд остановился на лице Селены, не дрогнув.
— Я знаю.
— Люди будут говорить, — сказала она.
— Уже говорят, — невозмутимо ответила я.
— Ну, они будут говорить больше. Ни за что твой отец и Спенсеры не смогут снова утихомирить сплетни.
— Наша жизнь превратилась в насмешку, Селена. Еще несколько сплетен не помешают, и мне, честно говоря, все равно, когда я собираюсь выйти замуж за человека, который абсолютно ненавидит само мое существование.
— О, Джулианна. — Ее голос смягчился, и в нем прозвучала жалость, которую я ждала. Она была здесь всегда.
Селена была моим единственным другом, и ее жалость была единственной вещью, которую я не могла вынести. Я просто хотела, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня как на Джулианну Романо.
Не осуждал, не жалел и не ненавидел.
Не как на девушку со шрамом, прячущуюся за вуалью.
Не как на убийцу Грейслин.
И уж точно не как женщина, которая разрушила жизнь Киллиана.
Я хотела снова быть Джулианной.
Девушкой с разбитым сердцем, девушкой, искупающей свои грехи, девушкой, которая выжила.
Не после аварии. Но девушкой, пережившей сплетни, жестокие слова, насмешки, холодные взгляды, бессердечную обиду и ненависть к себе.
Я сжала ее руку в своей, любуясь разницей между нами. Рука у нее была старая, немного морщинистая. Мозоли на кончиках ее пальцев свидетельствовали о рабочей руке, тогда как моя была бледной и гладкой. Молодой и без всякого опыта.
Я переплела свои пальцы с ее пальцами, подняла ее руку и прижалась губами к ее тыльной стороне. Простой жест уважения и любви.
— Ты работаешь на моего отца, Селена. Но ты мой единственный друг и компаньон, — прошептала я. — Пожалуйста, хотя бы на сегодня… ты можешь быть просто моим другом, вместо того, чтобы следовать приказу моего отца? Ты не его марионетка, так что на этот раз просто встань на мою сторону?
— В том-то и дело, Джулианна. Я всегда на твоей стороне. Ты просто этого не видишь, потому что предпочитаешь верить, что все против тебя.
Моя грудь сжалась, когда она подошла к кровати и открыла коробку, обнажив заказанную мной черную фатиновую вуаль, сшитую по моему заказу. Шлейф длиной двенадцать футов был украшен кружевом и черными кристаллами Сваровски на конце.
Я взглянула в зеркало, когда Селена встала позади меня. Не говоря ни слова, она аккуратно закрепила фату сзади моего пучка. Мои длинные черные волосы были идеально уложены в локоны, спадающие по обе стороны лица, и элегантный пучок. На голове красовалась затейливая диадема из слоновой кости, которая передавалась по наследству в семье Спенсеров уже более века. Как только черная фата была уложена на место, Селена натянула ее спереди на лицо.
Это был идеальный контраст с моим свадебным платьем.
Мое белое платье было тяжелым бальным платьем от Ralph Lauren, сшитым на заказ. Тюль и кружевная ткань были покрыты более чем 200 000 белых кристаллов Сваровски. Платье было таким тяжелым, что я задавалась вопросом, как я буду идти по проходу в нем, отягощающем мое тело.
Только лучшее для свадьбы Романо и Спенсера, сказал мой будущий тесть.
Это было великолепно, модно и дорого – ничего общего с моими личными предпочтениями. Если бы у меня был выбор, я бы выбрала что-то более простое и элегантное — определенно менее тяжелое и блестящее.
Но все дело было в людях, папарацци и нашем имидже. Эта свадьба должна была быть необычной, особенной и не похожей на то, что кто-либо когда-либо видел.
Епископ Романо был одним из самых богатых людей в Соединенных Штатах, за исключением того, что только самые близкие ему люди действительно знали, чем занимается его бизнес.
Он общался с самыми богатыми политиками и бизнесменами. Его система поддержки простиралась далеко и широко, от полиции до врачей и адвокатов. То, что они делали за кулисами и под столами — ну, это было именно так, как они изображали в кино. Мой отец и люди, которых он окружал, были такими же коррумпированными, какими и были.