Я судорожно выдохнула ему в рот, прошептав его имя, и он проглотил мой стон. Киллиан облизал мои губы и внутреннюю часть моего рта, словно пробуя остатки меня, моей похоти.
Когда он, наконец, отстранился, наши груди вздымались, и мы вздрагивали на вдохе, почти отчаянно ожидая следующего вдоха.
Наши взгляды встретились.
Стук.
Он ухмыльнулся.
Стук. Стук.
— Счастливой нам помолвки, мисс Романо.
Стук. Стук. Стук.
Мои легкие сжались, когда мы снова молча собрались вместе.
Киллиан провел пальцем по изгибу моего горла.
— Не могу дождаться начала нашей совместной жизни.
Мое сердце засохло, как увядшая роза.
Я открыла рот, чтобы сказать ему правду.
Она была на кончике моего языка.
Я жаждала снова быть без бремени вины. Я жаждала, чтобы груз был снят с моей груди. Правда была почти сладкой.
— Киллиан…
— Грейслин. — Моя голова повернулась в сторону голоса моей сестры.
Ее глаза метались между Киллианом и мной.
— Мы должны идти. Э-э, мы можем уйти... пораньше? Мой желудок… гм, болит.
Я моргнула.
— О, да. Верно.
Сестра схватила меня за локоть, практически оттаскивая от Киллиана.
— Папа искал Киллиана. А потом он заметил, что тебя тоже нет, — прошипела она себе под нос. — И я сказала ему, что ты плохо себя чувствуешь, поэтому мы уходим с вечеринки пораньше.
Я кивнула, не особо обращая внимания на то, что она говорила. Я оглянулась через плечо и увидела, что Киллиан все еще стоит там. Подняв руку для быстрой волны, я одними губами сказала:
— Извини.
Мои извинения заключались не только в том, что меня утащили от него или так рано и так быстро покинули нашу помолвку.
Мои извинения были за мою горькую ложь и жестокие секреты.
ГЛАВА 22
Джулианна
Настоящее
Я рассказала мужу все. Начиная с самого начала и до сегодняшнего дня.
В первый раз, когда мы встретились – как я боялась раскрыть свою личность, а потом как страх потерять его удерживал меня от того, чтобы сказать ему правду в течение самого долгого времени.
Зная, что он обручен с моей сестрой, что он должен быть женат на ней, я просто хотела, чтобы он был у меня подольше.
Чтобы он был моим до того, как стал ее.
А потом я объяснила ему, как я скрывала свою личность после аварии. Покрасила волосы в черный цвет и изменила голос. Поначалу мне было трудно контролировать свой тон, когда я была сильно эмоциональной, но после двух лет практики я смогла тщательно модулировать свой голос так, чтобы он звучал не так, как обычно.
И с моей черной вуалью, закрывающей мое лицо, было легче стать кем-то другой в глазах Киллиана, чем женщиной, которую он любил.
На середине рассказа я начала давиться слезами, но лицо Киллиана оставалось бесстрастным. Безучастным. Как будто его здесь и не было. Киллиан сел у стены, вытянув одну ногу перед собой, а другую согнув в колене. Он все еще был с обнаженной грудью, и мой взгляд пробежался по шраму от пули на его животе.
Пуля, которую он взял за меня.
Шрам, который он получил, защищая меня.
Единственным признаком того, что он слушал мою версию нашей истории, было то, как его челюсть слегка сжалась. Когда он стиснул зубы, на его левой щеке щелкнуло. Словно заставляя себя молчать.
Его взгляд метнулся ко мне один раз, по неискаженной стороне моего лица, прежде чем его взгляд задержался на моей левой стороне, на моих шрамах, прежде чем он отвел взгляд и посмотрел на стену рядом с моей головой. Его рука лежала на согнутом колене, и я наблюдала, как он сжимал и разжимал кулак.
— Я столько раз хотела сказать тебе правду, — сказала я срывающимся голосом. — Особенно после нашей помолвки. Но никогда не было подходящего момента. Я пыталась, правда. Ты должен мне поверить, Киллиан.
Авария случилась ровно через неделю после нашей помолвки. У меня было семь дней, чтобы сказать ему правду, и каждый раз, когда она была на кончике моего языка, я проглатывала свою горькую ложь.
Я думала, что у меня будет больше времени. У нас оставалось еще две недели до побега моей сестры и четыре месяца до нашей свадьбы.
В ночь аварии нам обоим было совершенно не свойственно улизнуть.
У меня никогда не было друзей. Черт, я даже не знала, о чем девочки моего возраста будут говорить или что они будут делать для развлечения. Я была заперта в четырех стенах своей комнаты, и это была моя жизнь. У меня были только Селена и Грейслин…
До Киллиана.
Грейслин планировала сбежать на следующей неделе, и мы не знали, когда увидимся снова и увидимся ли вообще… Нам хотелось хороших воспоминаний, чего-то веселого, что нормальные сестры могли бы делать вместе. Сбежать, пойти на вечеринку, просто… жить. Вместо того, чтобы вести себя как настоящая леди, тихонько сидеть и кивать, улыбаться, когда нам говорят, и говорить, когда от нас ожидают.