Я не знаю, насколько эта проблема с едой связана с моей беременностью, а насколько — с депрессией.
Я провела небольшое исследование в интернете о первом триместре. Я знаю, что должна пойти к врачу, но каждый раз, когда я думаю об этом, я застываю. Поход к врачу сделает все это реальностью. Не думаю, что я готова к этому.
Звонок в дверь пугает меня до такой степени, что я роняю вилку. Рука отца появляется из ниоткуда, мягко накрывая мою собственную.
— Просто звонок в дверь, я открою.
— Интересно, кто бы это мог быть? Уже почти семь, — говорит мама, словно семь вечера — это глубокая ночь.
— Я думаю, ты ошибся домом, сынок, — разносится по дому глубокий голос моего отца.
— Это адрес, по которому я должен был его доставить. Это для Пенни, — говорит кто-то.
При упоминании моего имени я вздрагиваю. С любопытством я встаю со стула и направляюсь на голоса. Парадная дверь оказывается распахнутой, когда я поворачиваю за угол. Сначала я вижу парня, с которым разговаривает мой отец.
Я никогда не видела его раньше. Он молодой, примерно моего возраста, с растрепанными светлыми волосами. Он улыбается мне, когда замечает мое приближение, но я не могу изобразить даже фальшивую улыбку. Пока мои глаза не опускаются к полу.
— Моджо! — кричу я и падаю на колени. Он тут же вырывается из рук парня, держащего его поводок, и бежит ко мне.
Я обхватываю ротвейлера, по которому так скучала. Он лижет мое лицо и скулит от возбуждения, его большое тело дрожит в моих объятиях. Я зарываюсь пальцами в его густой мех, как всегда, и впервые за месяц чувствую прилив счастья.
Уткнувшись лицом в шею Моджо, я прижимаюсь к нему, как к искорке света. Он пахнет так же, ощущается так же, и одно его присутствие делает меня счастливой.
— Итак, я полагаю, ты в правильном доме, — мой отец усмехается.
— Парень, который меня направил, сказал что больше не может заботиться о собаке и что вы его примете. У меня в машине есть куча всяких собачьих вещей. Я принесу их, если вы не против оставить его у себя.
— Да! — промурлыкала я. — Мы оставим его у себя.
Я поднимаю глаза и натыкаюсь на взгляд отца, который смотрит на меня, подняв брови.
— Мы оставим?
— Да, пожалуйста. Он хороший пес, я уверяю, — я смотрю на него с надеждой.
— Тогда ладно. Мы оставим его у себя.
Уголки моего рта приподнимаются. Я возвращаюсь к объятиям с Моджо, свернувшись калачиком на полу посреди коридора.
Мне даже не важно, как странно я сейчас выгляжу. Все, что меня волнует, это то, что еще одна часть Райдера здесь, со мной.
Два месяца спустя
Потирая растущий бугорок на животе, я наблюдаю за двумя будущими мамами, беседующими в приемной напротив меня. Они обсуждают расцветку детской и классическую музыку для успокоения новорожденных. Они выглядят такими счастливыми, так радуются тому, что у них скоро будет ребенок. Я не чувствую ни того, ни другого.
Я никому не рассказывала о беременности. Я прятала бугорок, и это первый раз, когда я действительно иду к врачу, и наблюдение за общением этих двоих — еще одна причина, по которой я избегала этого.
Присутствие здесь не только делает все реальным, но и является ярким напоминанием обо всем, что со мной не так. Я не должна грустить о том, что у меня есть ребенок.
— Пенни Дженкинс, — окликает меня певучий голос. Я поднимаю глаза и замечаю медсестру, просунувшую голову в приемную. Когда наши глаза встречаются, она широко улыбается. — Привет, Пенни. Заходи, мы тут не кусаемся.
Ответив крошечной улыбкой, я встаю и следую за ней в смотровую комнату. Она измеряет мои показатели и проверяет мой вес, прежде чем вручить мне халат, чтобы я его надела.
— Оставь его распахнутым спереди. Доктор сейчас подойдет, — говорит она и оставляет меня одну в комнате.
Я снимаю одежду и надеваю халат, как было велено. Через несколько минут в маленькую комнату раздается тихий стук, и входит миниатюрная женщина. Она выглядит так молодо, что я думаю, что это, должно быть, другая медсестра, но затем она представляется.
— Привет, Пенни, я доктор Уолден. Очень приятно познакомиться с вами, — говорит она так весело, что это звучит почти фальшиво, но то, как она смотрит на меня и берет мою руку между своими, говорит мне, что она вовсе не фальшивит.
В ее глазах видна доброта и теплота, которую редко встретишь. Я сразу понимаю, что она искренне любит свою работу. Ей нравится помогать людям и приносить в этот мир новую жизнь.
— Здравствуйте, мне тоже приятно с вами познакомиться.
Она садится на покатый табурет без спинки и придвигается прямо ко мне.
— Итак, я просмотрела вашу карту. Ваши показатели в норме, и здесь написано, что вы думаете, что находитесь на четвертом месяце, но еще не обращались к врачу.
— Эм, да, я до сих пор никого не посещала, — стыдливо признаюсь я. Опустив взгляд, я сжимаю руки на коленях.
— О, милая, все в порядке, — она протягивает руку и поглаживает мою ногу. — Главное, что ты теперь здесь, и мы хорошо о тебе позаботимся, — говорит она мне без малейшего осуждения в голосе.
Я чувствую, что с моих плеч свалился огромный груз, о котором я даже не подозревала. Я полагала, что доктор будет в ярости и скажет мне, как безрассудно я поступаю, не заботясь о себе должным образом. Я не ожидала, что она будет такой милой и понимающей.
Она задает мне еще несколько вопросов, и я честно отвечаю на каждый из них, прежде чем она заставляет меня лечь на спину, чтобы осмотреть меня. Закончив с этим, она, наконец, включает аппарат УЗИ. Она наносит на мой живот немного холодного геля и распределяет его, а затем подносит к моей коже какую-то штуку, похожую на палочку.
Как только она прикасается к моему животу, аппарат УЗИ оживает. На экране загораются зеленые линии, внизу появляются цифры, а затем я слышу звук.
Громкое и ровное сердцебиение. Сердцебиение моего ребенка. Этот быстрый ритмичный звук вызывает во мне такие чувства, о которых я даже не подозревала. Тепло распространяется по моей груди, постепенно вытесняя ужас, который я держала в себе.
Я избегала приходить сюда, потому что не хотела, чтобы это было реальностью, но теперь, когда это так, я чувствую себя гораздо спокойнее, чем раньше.
Я могу слушать сердцебиение моего ребенка вечно, это как моя личная колыбельная. Меня охватывает спокойствие, и я закрываю глаза. Я представляю, как держу своего ребенка на руках. Представляю, как его головка прижимается к моей груди, слушая биение моего сердца.
Из уголка моего глаза вытекает слеза и скатывается по щеке. Это счастливая слеза, потому что в этот момент я кое-что осознаю. В этот момент я понимаю, что уже люблю этого ребенка. Я люблю его больше, чем что-либо на свете. Больше, чем себя, и, несмотря ни на что, эта любовь будет вечной.