— Проснись и пой, маленькая сова.
Я вздрагиваю при голосе Райдера. Осознание обрушивается на меня, как товарный поезд, и я открываю глаза. Они сухие, а мои контактные линзы прилипли к глазным яблокам. Я моргаю от неприятного ощущения.
Райдер стоит перед диваном, и действительно держит в руках одеяло. Стоя во весь рост, в серых трениках и черной рубашке, он смотрит на меня сверху вниз с самодовольной ухмылкой на своем раздражающе красивом лице. Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, он бросает что-то теплое мне на грудь.
Я сажусь и смотрю на упакованный сэндвич. Еда! Развернув, я с жадностью начинаю есть. Теплый, ароматный сэндвич, возможно, лучший из всего, что я когда-либо ела.
— Ты всегда спишь до полудня?
Я не слишком удивлена, я давно не спала хорошо.
— Я не очень-то высыпалась в женском приюте, — говорю я в перерывах между значительными укусами. На самом деле это преуменьшение, я вообще почти не спала. Из-за того, что соседка по комнате переживала ломку, спать было невозможно. Да и до этого мне редко удавалось хорошо выспаться. Постоянный страх приводит к подобным последствиям.
— Я беру Моджо на пробежку. Принес продукты. Разложи их, а потом жди меня на кровати. Голая, конечно.
Входная дверь захлопывается, и он уходит.
Я доедаю свой сэндвич, осматривая дом Райдера. Это простая однокомнатная квартира, кричащая «здесь живет одинокий парень». Обстановка скудная, декораций нет. Весь дом выглядит так, словно ему нужна хорошая уборка. Посуда сложена в раковине, пустые коробки из-под хлопьев валяются на стойке.
На кухонном столе лежат коричневые бумажные пакеты, наполненные продуктами. Взяв один из них, я несу его на кухню. Первое, что я достаю, — лоза с помидорами. Фу, ненавижу помидоры. Второе, что я достаю, — арахисовое масло, на которое у меня сильная аллергия. Затем я достаю майонез, он же гной в банке. Далее... авокадо. Когда я ела его в последний раз, у меня началась крапивница, из-за которой я попала в реанимацию.
Боже мой! Вот придурок!
Я вытряхиваю остатки из пакета. Проделав то же самое с другими пакетами со стола, я подтверждаю свое открытие. Этот придурок купил только то, на что, как он знает, у меня аллергия или что мне не нравится. Я не уверена, должна ли я быть в ярости или впечатлена тем, что он все это помнит. Я хочу выбросить все это в окно, как большое «пошел ты». Однако, учитывая, насколько хорошо я умею делать то, что мне говорят, я, как всегда, проглатываю свою гордость и раскладываю продукты в холодильнике и шкафчике.
Когда я заканчиваю, то делаю еще одну вещь, которую он потребовал, и иду в его комнату. Вхождение в спальню Райдера пробуждает множество чувств. Я нервничаю из-за того, что он собирается сделать со мной, когда вернется. Но я также взволнована тем, что кое-что из этого мне, возможно, понравится. Я немного взволнована тем, что он сказал мне войти сюда, хотя мне никогда не разрешалось входить в его комнату, когда мы были детьми. А еще мне грустно и я чувствую себя виноватой. Грустно от того, чего он лишился пять лет назад. А виноватой потому, что это была моя ошибка.
Я раздеваюсь и ложусь на его кровать. Мне все равно, что он собирается сделать, я заслужила это. Что бы он ни задумал, я позволю ему использовать мое тело, как он хочет, и не буду сопротивляться. Это самое малое, что я могу сделать.
В ожидании, коротая время, я пропускаю его мягкие простыни между пальцами. Эта кровать удобная, отмечаю я. Подушка мягкая, а плед плюшевый. Я не помню, когда в последний раз спала на чем-то таком уютном. Кровати в женском приюте — это не что иное, как потрепанные одеяла, жесткие подушки и матрасы, похожие на простыни на пружинах.
Звук открываемой двери эхом разносится по дому, и через несколько мгновений в спальню входит Райдер.
— Хорошая девочка, — покровительственно говорит он. Сняв испачканную потом футболку, он бросает ее в корзину для белья в углу. — Если бы пять лет назад ты была хотя бы наполовину такой же покладистой, мы бы, возможно, поладили.
Нет, мы бы не поладили, думаю я про себя. Я была слишком ревнива и эгоистична, чтобы дать ему хоть малейший шанс.
— Что значит, вы усыновляете кого-то еще? — спрашиваю я, моя голова идет кругом. Мои родители удочерили меня, когда мне было четыре года, и с тех пор я была их единственным ребенком. Я даже не знала, что они хотят взять кого-то еще. Почему они скрывали это от меня? Они заменяют меня? Неужели меня недостаточно?
— Пока что мы не усыновляем, а только берем на воспитание, — объясняет моя мама. — Этому мальчику очень нужен дом, и Марисса сказала, что он отлично нам подойдет.
— Мальчик?
— Да, его зовут Райдер, и он примерно того же возраста, что и ты, — говорит мне папа. Он улыбается мне, но я ни за что на свете не отвечу на его улыбку. Я слишком зла, слишком напугана. Почему они так поступают со мной? Меня все устраивает. Я не хочу, чтобы что-то менялось.
— Я не думаю, что это хорошая идея, — качаю я головой, — Я не хочу, чтобы кто-то еще жил с нами.
— Пенни, это не тебе решать. Райдер будет жить с нами, и ты должна принять его, — предупреждает мой отец, его голос строг. Он почти никогда не использует этот тон по отношению ко мне.
— Ну, я не буду. Я уже ненавижу его!
И я ненавидела, ненавидела его еще до того, как познакомилась с ним. Не обращая внимания на зовущих меня родителей, я врываюсь в свою комнату, захлопываю за собой дверь и падаю на кровать.
Они мои родители и только мои.
Я сделаю все, что потребуется, чтобы избавиться от него...
— Одевайся и убирайся из моей кровати. Это была всего лишь проверка, — голос Райдера вырывает меня из воспоминаний. Его пренебрежительный тон — суровое напоминание о том, кто я для него и какова моя цель. Он избавляется от остатков одежды и исчезает в ванной.
Я встаю, снова одеваюсь и иду в гостиную, где усаживаюсь на диван.
Когда через несколько минут он снова появляется, полностью одетый, я задаю ему вопрос, который так и вертится у меня в голове.
— Как долго мне нужно здесь оставаться?
— Ну, давай посмотрим. Ты должна пять тысяч. Проститутка в этом районе берет пятьдесят баксов в час. Сегодня и вчера вместе взятые сбрасывают сотню, но я также заплатил пятьдесят за твои таблетки и принес тебе завтрак. Ты спала здесь, пользовалась моим душем, и я купил продукты. Так что, думаю, мы вернулись к пяти тысячам.
Вскочив с дивана, я чуть не упала на лицо.
— Ты не можешь... Ты не можешь так поступить. Я не просила у тебя ничего из этого.
Как только слова покидают мой рот, я жалею о них. Огрызаясь, я всегда попадаю в еще большие неприятности. Я готовлюсь к тому, что он ударит или пнет меня, но он просто начинает смеяться.
— Я могу это сделать, и я это сделаю. А теперь, если ты хочешь принять душ, сделай это сейчас.
Нуждаясь в возможности побыть одной, я киваю и спешу мимо него в ванную. Под горячим душем я привожу себя в порядок и пытаюсь собраться с мыслями. Он планирует держать меня здесь бесконечно? Я не волновалась до сих пор, потому что думала, что это временно. Я думала, он заставит меня расплатиться, а потом отправит восвояси. Но это совсем иная история. Я не выдержу так долго.