Работник хозяина, почесываясь, брел по двору с большим ключом. "Пусти проезжих, да дай сена и овса", — сказал ему хозяин. Молчаливое исполнение было ответом".
Широкое, во все ворота, полотенце заскрипело на деревянных петлях и отворилось. Пять возов, закрытых рогожами, въехали на двор и остановились под соломенным навесом, которым огорожен был со всех сторон двор хозяина. Проводники с трудом распрягли лошадей измерзшими руками и от времени до времени бранили смиренных животных. Между тем словоохотный хозяин стоял подле приезжих и уверял их, что у него кадушка для овса новгородская, сено хорошее, луговое, и на ужин щи со свежиною, каши сколько съешь и пироги с капустою. "Доброе дело, благословенное дело! — отвечал старик. — Скажем спасибо хозяину и хозяюшке поклон положим".
— Уж эта Москва, все щепетко ходит, — ворчал длинный, сухопарый товарищ старика, — в пирогах-то, чай, хоть выспись, а в щах и неводом ничего не поймаешь, не только ложкою.
"Что, товарищ, что?" — подхватил хозяин, подходя к нему, и, видя неповоротливость лошади его, махнул полою тулупа своего, прикрикнув: "Ну, кормилица! вишь, как упарилась!"
— Да, упаришься, хозяин, — отвечал старик, свертывая веревку, служившую ему вместо вожжей, и выкидывая ее на воз.
"Хозяин! ты видно двора-то не топишь!" — заворчал опять сухощавый.
— Топлю, да не нагревается, — отвечал хозяин, смеясь.
"Да как и нагреться: смотри, какие у тебя лазеи в навесе-то, — возразил сухощавый, — бык пролезет".
В самом деле, соломенный навес, которым около плетня обнесен был кругом весь двор, во многих местах обвалился; гнилая солома едва держалась в других местах; снег веяло во двор, и груды его намело под навесом.
— Да вот все собираюсь строиться, — отвечал хозяин, — и не хочется уж поправлять старого.
"Кто кладет заплату на ветхую ризу! — усмехнувшись, прибавил старик. — Продерется, и горше старого дыра будет".
В это время вступили в разговор другие товарищи старика, до сих пор молчавшие. — "Хозяин! где же поставить лошадей? Нигде места нет!"
— Как нет? Да вот тут к колоде.
"Да смотри, какой сугроб, они околеют у твоей колоды".
— Что за сугроб? — воскликнул хозяин и пошел показать, что снег не глубок; но едва ступил туда, как ушел по колени в снег. Не теряя бодрости — настоящий русский человек — оборотился он назад и прибавил: — Ничего, лошадки пообомнут, да еще лучше поедят.
В нерешительности остановились приезжие; но старик между тем подтащил сани к хлеву и растягивал хребтуг между оглоблями, приговаривая: "Господи, благослови!"
Тут услышали шум подле закутки, где лежало сено. "Давай еще! — запальчиво говорил кто-то. — Ведь не даром у тебя берут, так и ты меряй по-христиански".
— Что, что там? Ась? — проговорил скоро хозяин и пошел к тому месту, где шумели.
"Видно, Еремку-то обмерять хочет москвич, — сказал сухощавый. — Уж нечего сказать: сенишко, что твоя осока, и то меряют, словно брагу добрую, с пеной".
— И, брат Гриша, — отвечал старик, — стольный град: на мощеной дорожке и хлеб плохо родится; одних бояр московских не перечтешь, а всякий есть хочет; так нашему брату, мужичку, и плоха разжива — покривишь душою поневоле…
"Полно, даст ли себя москвич в обиду: жида обманет и цыгана проведет! Недаром идет пословица, что Москва бьет с носка".
— Не осуждай, да не осужден будеши, брат Гриша! Подумаем о своих грехах… Ну, ну, мать родная! шевелись! Эх, Гнедко! устарел я, устарел и ты, а то-то был конь добрый… У старого коня, видно, не по старому хода.
"Что теперь доброго на белом свете остается… — ворчал с досадою Гриша. — Наше времечко не вашему чета, дедушка Матвей! Прежде и люди-то жили подолее, да и души-то у них были посветлее".
— Что за молодежь такая стала, Божьи вы дети! — смеясь отвечал старик. — Время все одно, и люди все одни и те же. Доживешь до седых волос, так при тебе станут жаловаться на тогдашнее, а хвалить твое, нынешнее, время. Так уж белый свет ведется…
В это время торжественно шел к ним хозяин. Его поворотливый язык успел уже кончить все затруднения между работником его и товарищами дедушки Матвея. Товарищи старика шли с веревчатыми плетушками, набитыми сеном.
— Что у вас там было? — спросил сухощавый Гриша,
"Видишь: сено не нравится, не хорошо, говорит, а посмотри какое уедчивое. В убыток, правое слово, в убыток!" — отвечал скороговоркою хозяин.