Рыжий повернулся к смуглому, обронив громовым гласом:
— Старший брат будет недоволен.
— Жива рассердиться, — кивнул смуглый, поведя плечом.
Оба двинулись к Семе.
— В-И-Р-А! — закричал во всю мощь легких Леопард и рванул вперед, подпрыгивая и занося секиру для рубящего удара сверху.
Рыжий невероятно ловко для своей комплекции подставил плечо под удар и чуть сдвинулся. Секира по касательной высекла искру на доспехах и остановилась в шипах. От резкого движения отлетела вместе с хозяином.
Сема, прокатившись по полу, поднялся. Глаза налились кровью. Облизнув рану на плече, оскалился и приготовился к новой атаке.
— Брату придется смириться, — не следя за Леопардом, вновь обронил рыжий.
— Оружие признало другого, — кивнул чернявый. — Ничего не поделаешь. Такова воля артефакта.
Оба кивнули, и вспышка ослепила Леопарда. Новый удар с прыжка рассек лишь воздух. Вибрация от удара железом о камни прошлась по всему телу. Откат отключил тотем, оставив с болью один на один. Сема вновь провалился в темноту.
Дерзнувшие переступить разлом в стенах индусы молча обступили тело. От глаз их не скрылось, как рисунок леопарда на коже человека поводил из стороны в сторону хвостом и желтые глаза всмотрелись в каждого, прежде чем потухнуть.
Хабаровск.
— Пока, Марьяш!
— До скорого!
Подруг поглотил автобус, оставив Машу на остановке среди мерзнувших людей. После седьмой пары из института к остановке вышли последние студенты и преподаватели. Последние огни в окнах аудиторий потухли. Все спешили первыми прорваться в автобусы, троллейбусы и маршрутки, чтобы быстрее оказаться дома, в горячих ваннах да за семейным столом.
Маша вздохнула и спрятала лицо в воротник шубы. Мороз кусал щеки. Но не так невыносим был холод улицы, как мороз внутри. Безжалостный и беспощадный, он накатывал всякий раз, когда она оставалась одна, без подруг.
«Сколько прошло? Четыре месяца? Не обманывай себя. Четыре месяца, две недели и два дня. Ты считаешь каждый день, сколько бы ни заставляла себя буквально жить в институте, приходя к первой паре и уходя поздно вечером. Ты получила все „автоматы“, намозолила глаза всему преподавательскому составу, первой закрыла сессию и записалась на все дополнительные занятия и кружки. Но даже эта колоссальная нагрузка не может убить желание считать каждый день, пока его нет».
Подошел относительно свободный троллейбус. Из открытых дверей повеяло теплом. В конце концов, ехать на одной ноге на ступеньке лучше, чем мерзнуть на остановке на двух. Через остановку кондуктор, вдавливая пассажиров, пробрался за оплатой. Маша подтянула сумочку и обомлела. Среди тетрадок, учебников, и косметички напрочь отсутствовали кошелек и сотовый.
— Билетик берем, — буркнула кондукторша.
— А… эээ… у меня кошелек вытащили, — ошарашенно пропищала Мария.
— Девушка, не морочьте мне голову. Берем билетик или выметаемся.
Маша посмотрела по сторонам. Безмолвный народ без тени сочувствия витал в облаках так же, как она минуту назад. Мысленно все уже дома, греются в ваннах, сидят в теплой домашней одежде у телевизоров или спят на мягких кроватях.
— Правда вытащили!
— Так, выходим! — непреклонно отрезала кондукторша.
Маша попятилась к выходу. Ближайший народ посмотрел на нее, как на «зайца». Еще бы, чем больше растут тарифы, тем непреклоннее кондукторы становятся к халявщикам.
Троллейбус остановился на почти пустой, темной остановке. До дома было еще шагать и шагать по темноте и холоду. Не могла даже позвонить знакомым или домой, чтобы…
«А чтобы что? Выехали навстречу? Посочувствуют — и иди, скажут, домой, растяпа. В следующий раз будешь осмотрительнее. Родители ведь тоже с работы и устали. На три остановки и внимания не обратят. Час ходу… А вот Сема бы обязательно приехал», — невольно подумала Маша.
С ней из автобуса вышли только двое мужчин. Причем вышли как-то странно. Слишком близко друг к другу и сразу же направились к ней. Маша замерла, сердце забилось быстрее. Приготовилась вспомнить все из приемов, каким учили ребята… Как всегда ничего не приходило на ум. Все выветрилось. Перед глазами почему-то стояли лишь преподаватели за кафедрой, вещающие, как правило, информацию, которая забывалась сразу, стоило только покинуть аудиторию.