— Ещё не время, — буркнул рыжий.
— Ты обломаешься. Ты говорил мне про его союзников. Да, Меченый долго был один. Зато потом? Иштар, Арес, Перун, Велиал… Тех, кто не дожил перечислить?
— Тех, кого ты остановил?
— А что, я должен был смотреть, как они сжигают все "посевы"?
— Никто и не надеялся. Тех, кто выжил, вполне хватило на обновление.
— Я своего племянника не трогал. Разве тронешь ты своего?
Миромир посмотрел на залитые жиром пальцы, перевёл тяжёлый взгляд на брата:
— Когда же ты скажешь Скорпиону о родстве? Объяснишь дитятке, почему поставил этот эксперимент с выживанием? В ком больше гнева к детям? Неужто во мне? Или не решишься сказать? Правда сама всплывёт, знаешь.
— Когда схлынет первый порыв или когда покажется мать.
— Да, чёрт возьми. Детишки похожи. Оба в мать: чернявые, зеленоглазые. Им не достались наши плеч, наш рост. Верно говорят — мельчает народ. Наши правнуки будут ещё слабее?
— Мне бы внуков дождаться. Дед не заводил потомства миллионы лет, отец сотни тысяч лет, мы десятки тысяч, а сколько понадобиться нашим детям? Если сила передаётся с такой скоростью…
— Зачем? — Резко оборвал рыжий.
— Что зачем?
— Твой сын сломал Барьер и поставил снова, — напомнил брат событие последних месяцев.
— Предпочитает развиваться по времени. Не скачет вперёд. Осознание своих сил без знаний контроля опасно. Зачем тебе новые Потрясения? Хороший мир, не Резервация какая-нибудь…
— Он мог сидеть с нами.
— Твой тоже мог, но не стал.
— У него много работы, — пожал плечами Миромир.
— Ты лжёшь даже самому себе. Неудивительно, что твой сын перестал тебе доверять. И этот брат говорит мне про отцовство…
— Мой сын обратился за помощью к тебе, а не ко мне!
Башня снова завибрировала. Родослав повторно сконцентрировался на вибрации, обронил:
— Я не пытал его собственными руками!
Вибрация погасла так же резко, как началась.
— Я хотел срезать эти знаки на всех уровнях, — взгляд Миромира притух, плечи поникли. Гусиная печень, намазанная на зажаренное мясо редко встречающейся в природе двуносой собаки, перестала терзать аппетит.
— Почему же не начал с себя? Или меня? — Родослав попытался припомнить, сколько раз они загоняли друг друга в угол, и оставался лишь последний удар. То ли сил не хватало добить, то ли понимание приходило раньше.
— Ты можешь обидеться, а я как-то… крови боюсь, — снова пожал плечами рыжий сын Световита, заливая подбородок соком с корочки мяса с намазанной на неё печенью.
— Испанские сапоги, четвертование, колесование, гильотина, срезанные на солнце веки, снятие скальпа, набитая соломой шкура, крюки под рёбрами, сажание на кол, пылающие костры, демонократия… — сходу напомнил Родослав. — Кто там крови боится?
— Не порть аппетит, ты тоже был молодым. Кто старое помянет, тому бог Один одноглазый друг.
— А кто забудет, тот вовсе с Хароном дружит… Твой сын поднял под знаком пятиконечной звездой огромные сверхдержавы, ослабляя нити воздействия твои и мои. И в этот момент ты проявляешь вдруг "отцовские чувства"?
— Ты не поддержал развитие ислама, не желая оставаться в средневековье, так почему в данный момент добиваешь Волохатого? Пусть себе скрывается среди людей.
— Он встал с трона, но никуда не ушёл. И дело не в Средневековье. Меня, как и Природу привлекает разнообразие видов, а не одно знамя. Сам знаешь, стоит одной религии преобладать, слившись в одно целое со всеми прочими, как тут же появятся ветви, иные толкователи, дочерние конфессии, умеренные последователи, радикальные, полные отрицальщики, тотальные фанатики… Всё вновь закрутится и начнётся такой же бедлам, как и сейчас. Так какой смысл становление единоверия? Пусть будет выбор.
— Да брось, после зачистки вполне могли разделить на пару лагерей, не больше. Реформаторы будут всегда, но не десятками тысяч мнений.
Родослав дожал, добивая:
— От тебя отвернулся собственный сын! Самый верный реформатор. Ты думаешь, я должен остервенело цепляться за прошлое?
— Он молод… Ты же никогда не отличался благоразумием. Как говорится — в семье не без уродов.
— Лилит не повезло, когда первым повстречала тебя. Выбравшись из подземелья, на кого только не наткнёшься. Шляются всякие, от ледника убегают. Не повезло. Так что теперь за невезенье всю жизнь расплачиваться?
— Ты хочешь узнать, что она в это время ощущала? Я покажу тебе, дай ка руку. — Миромир усмехнулся и Родослав отключился.
Палестан. (совр. Палестина, в прошлом — Палёный стан.)
Много лет назад
Босые ноги ступали по жёсткой, прожженной неземным огнём, земле. Ступни должны были обуглиться и сгореть, но зеленоглазая девушка не замечала эти мелочи. Из ранга людей её вывели тьму лет назад. Взамен получила кое-какие способности.
Лилит покинула земли ада. Впервые с момента её добровольного изгнания. Семьсот с лишним лет она ждала встречи с любимым во тьме подземелья, пока срок его жизни на земле не истёк. Но Адам и Ева покинули землю в одно время. И Лилит за века добровольного заточения так и не решилась приблизиться к нему, когда Ева рядом.
В один момент в груди что-то надломилось, и сердце запросило на волю, прочь из подземного царства. К свету, далёкому младому новосотворённому миру, навстречу неизведанному. И она впервые послушала сердце, уйдя прочь из царства тьмы.
Девушка была нога, и солнце немилосердно жгло молочную кожу. Долгое пребывание во тьме не лишило зрения, но забрало живые краски. И сейчас светило жгло, покрывая красным налётом, что к ночи остынет и оставит следы ожога — ровный загар.
Лилит брела по сухой земле в неизвестном направлении. В еде или сне не нуждалась, отвыкла от пищи. Ей казалось, что она уже вообще ни в чём не нуждается, её одиночество продлится до скончания времён. В мире нет больше людей, кто смог бы скрасить её одиночество. Она одна во всём мире. Вся безразмерная земля отдана ей во владения. Только что с нею делать?
— Эй, стой!
Лилит непроизвольно улыбнулась — снова её посещают бредни галлюцинаций, голоса, ведения. Сейчас начнётся.
— Стой тебе говорю!
Девушка замерла, поражённая. Тело невольно взяло дрожью. Чья-то рука легла на плечо, уверенно повернула к себе. Слова были понятны. Человечество ещё разговаривало на едином языке:
— Кто ты? И что делаешь нагой посреди этих негостеприимных земель?
Чернявая подняла глаза. На неё смотрели темно-коричневые зрачки. Глаза не зверя, но человека.
"Таких глаз не бывает!"
Гигант, на две головы выше Лилит, с локонами рыжих, как самое яркое пламя, волос, что лежали на плечах в суровом беспорядке, требовательно смотрел в глаза и ожидал ответа.
— Ты… — только и смогла вымолвить Лилит, потеряв дар речи.
— Я Миромир, сын Световита, внук Рода. А кто ты?
Ноги зеленоокой подкосились, упала на колени, обхватив голову руками. Ей захотелось или избавиться от галлюцинаций или забыться тяжёлым беспробудным сном. Всё происходящее не могло быть по определению…
"В мире же нет больше людей!?"
Мощные руки подхватили с лёгкостью, гигант перекинул через плечо и бодро зашагал в одном ему известном направлении, здраво посчитав, что странная девица перегрелась на солнце и не сможет ответить ни на один вопрос, пока её не обдать водой и не положить в тень…
Лилит очнулась на мягких звериных шкурах, посреди прохладной пещеры, в углу которой сиротливо горел огонь. Послышалась мягкая поступь босых ног по камням, и в пещеру вбежал ещё один человек — ребёнок, с кипой хвороста для костра. Он быстро скидал еду для костра в угол, побросал пару веток в пылающие огоньки и, не говоря ни слова, лишь окинув быстрым, любопытным взглядом, убежал прочь из пещеры.
Дева лежала на шкурах шокированная и потрясённая, перебирая целые горы хаотичных мыслей, что метались в голове быстрее ветра.