— Зрю руны Рода и мои руны, но где руны моей сестры, Макоши?
— Руны матери мне неизвестны, — склонил голову Родослав. — Брату тоже. Ему даже твои руны не под силу. То ещё двуногое…
— Сакральное остались за семью печатями для вас обоих, потому как единственному предавались вы — вражде… Но что было, то быльём поросло. Ты завершил борьбу, согласившись помочь, тебе и открою.
Рука прошлась по рукояти и рядом с вязью двух рунниц синего и алого цветов, вспыхнула третья, тёмно-зелёная.
Факела вспыхнули, словно обмотанные новой паклей и закоптили, очерняя потолок. Землянка затряслась, гул и вибрация нарастали. Руны на топоре Миромира полыхнули багровым. Меч Родослава заворочался в руке, полыхнули все три ряда знаков.
— Время, — сухо обронила Мара и вернулась к Лилит.
Девушка проснулась, и дикий крик прокатился по землянке, живот дёрнулся, ещё и ещё, по ложу потекла кровь.
Родослав и Миромир откинули крышку землянки и холодный, злой ливень ударил в лицо, потёк по выдолбленным в толще земли ступенькам.
Молния разрезала небосклон, вычерчивая огромную фигуру в полтора роста тысячелетнего дуба. Руки чудища сами были, как те дубы, а грудь такой ширины, что не хватит и десятка рук, чтобы обхватить. Уродливые, короткие, но крепкие, как крепки тысячи скал вместе взятые ноги заканчивались копытами, каждое прочнее любых сплавов. Всё тело было обрамлено роговой бронёй, два огромных, острых рога торчали на голове, а за плечами развивались опалённые огнём преисподней три пары чёрных крыльев. Дьявольские очи пылали чёрным огнём, что был хорошо виден даже ночью, даже в отсутствии молнии. Он был чернее самого мрака, темнее самого глубокого дна. Денница потерял силу первопристольного, но сам по себе был настолько могуч, что ни один бог не мог победить его в честной битве. Его мог свергнуть только создавший. Но Творец покинул конгломерат, едва мир начал "дышать".
Двое полубогов застыли у входа, сжимая топор и меч, как последнюю надежду, готовые до последней капли крови защищать ту, которую любили всю жизнь. Грохот, как камнепад тысяч камней, прокатился по поляне:
— В тот день, когда люди нарекут рождённого, наступит самая кровавая эпоха человечества; умы распадутся и прошлый мир подёрнется пеленой, старые боги падут один, за одним и народы окажутся без наставников, как малые дети без родителей. Придёт Единый, но в том слове не суть Творителя. Не сплотит он народы, лишь усилиться вражда за право толкования слов. Семьи и пантеоны богов и полубогов сменит небесная иерархия, сонмы бесполых существ возьмут бразды правления в свои руки и заполнят пустоты, отберут силы прежних. Мир никогда более не станет прежним.
— Чему быть, тому не миновать!!! — Изо всех сил закричал Миромир, перекрикивая грохот грома, шума ливня и холодный ужас, что сковал члены судорогой, не позволяя двигаться от всеобъемлющего ужаса.
— Как прозреешь ты, сам возьмёшь в руки меч, чтобы помешать приходу эпохи, но не хватит сил, ибо старое древо погибло, и орёл покинул ветвь, новое древо забрало все соки, но оно ядовито для небесной птицы. Суть бог одного народа — бог всех…
Лилит закричала так, что крик прорвал заслон земли. От мокрой травы на поверхности пошло мощное испарение воды. Туман поднялся над поляной, вопреки могучему ливню. Луна покраснела, словно политая кровью. Трава на месте пара иссохла и загорелась. Родослав и Миромир стояли молча в огне горящей поляны и смотрели в первородно-чёрные глаза. Они лишь внуки сильнейшего из северных богов. Бог суть — человек. Человек суть — создан Творцом. Творец ушёл, но оставил миру дуальность, два полюса для развития. И один из полюсов стоял прямо напротив.
— Цифры его шесть, шесть, шесть, и знак его — пятиконечная звезда… Я ухожу. И теперь вам решать, что случиться с миром.
Могучий символ исчез. Оба закричали. Нестерпимой болью вспыхнули на руках багровые цифры: три девятки на левой руке Миромира и три единицы на правой руке Родослава. Но их крики утонули в плаче новорожденного, когда под руками Мары на ладони младенца вспыхнули три шестёрки.
— Рождён, — прошептала Лилит.
— Рождён, — обронила Мара.
Двое на поляне свались на колени от невероятной усталости. Но прежде чем отключиться, Родослав прошептал брату:
— Демоны — порождение земли…
— …для своей защиты, — добавил Миромир и обоими завладел сон.
Поляна потухла, сдаваясь напору дождя. А по всему миру боги, полубоги, маги и кудесники обоих миров ощутили, как с уходом Повелителя Утренней Зари, невероятно медленно, но столь же неотвратимо, начинает иссякать… магический дождь.
Альфа-здравница № 1 города Хабаровска
Лютый вышел из ординаторской, поправляя неудобный пластиковый ворот на шее. Охранник-пациент расписался на посту, перебросившись парой фраз с миловидной медсестрой, и прошёл по залитому светом коридору. Толкнул дверь палаты.
Палата залита солнцем, обставлена растениями в аккуратных горшочках. Одни чистят воздух от микробов, бактерий, вирусов, просто пыли и грязи, другие насыщают воздух полезными для человека веществами, третьи убирают возможный геопатогенных негатив, а четвёртые просто радуют глаз цветастыми красками, разгоняя тоску и хмарь. Воздух насыщен приятными запахами цветения. Атмосфера в палате цветущая.
Фишка первого варианта больницы нового поколения — "здравницы" — растения на каждом подоконнике, в кадках в холле, коридоре, и по всей здравнице. Для ухода за ними в графе персонала присутствует специальность сродни флористу, но на русский манер — цветовод.
Василий безотрывно смотрел в окно и даже не повернул головы к вошедшему. Он и был-то пока единственным пациентом во всём отделении. Помещение выкупили буквально неделю тому назад, и ремонт с высококлассной аппаратурой отсутствовал, как и воплощение задумок с фонтанчиками в холле.
Кое-как создав в бывшем детском саду подобие лечебницы, приходилось терпеть, пока строят нормальное здание, и идёт обучение врачей и лекарей нового типа, называемых на старый манер "знахарями". Потому что не от слова "врать" и "лекарство" должен был происходить новый персонал, а от словосочетания слов "знает, как хворь лечить".
Пока же смежный состав восточной медицины и ортодоксов науки не внушал доверия и болеть никто из работников не собирался. Больничные выписывали по месту работы.
Впрочем, Василию, судя по настроению, было всё равно, "лечат" его, "врачуют" или изгоняют с него "хворобу".
— Шеф, я принёс хурмы, — Лютый пошуршал полным пакетом спелых, оранжево-коричневатых фруктов. — С ложечки самое то.
— Сол бы тхы со своей фурмой, — пробурчал Василий. Передние зубы отсутствовали и слова получались не так, как раньше. — Ках там пофороны?
— Всё по-человечески, по уставу структуры — тела сожжены и развеяны по ветру. Ни надгробий, ни памятников, память в нас. Скорпион запретил структуре поощрять расширение городов мёртвых, — вздохнул Лютый и присел на стул рядом. — Первые семь потерь со времён основания структуры, первые семь бойцов не вернутся домой. — Взгляд застыл под кроватью.
— Пенфии обеспечили? Или ках там их… пофобия?
— Конечно, шеф. Пятеро семей теперь на нашем обеспечении.
— Пятефо?
— У двоих погибших не было никого. Детдомовские… недавно с армии.
— Тсёрт! Наф се как лофоф в упох!
— Бойцы знали на что шли. Главное, что вы живы. Жив мозг — тело живо.
— Глафное? Потефи — фсехда потехи! Нам нефся терхять людей, они у наф не финтики! Надо перефмотреть фсю сифтему бефопафности! — Дёрнулся Вася и скривился от боли в боку.
Рёбра давали о себе знать.
— Уже работают, шеф, не волнуйтесь. Кстати, дантист ждёт вас, как только полегчает.
— Зубфы фтафить мофно, а фот людей не вехнуть.
Лютый невольно сжал кулаки, в шее кольнуло.
Дверь распахнулась, вихрем влетел Андрей Ан, весь энергичный, на подъёме сил, глаза светятся бодростью духа: