– Да, разумеется, милорд. Но можно мне попросить чего-нибудь съестного для Шебы? Она не ела, наверное, несколько дней.
– Ну что ж, сытый волк всегда менее опасен, – согласился он.
А потом, уже приказав бросить волчице кусок баранины, оставшийся от вчерашнего ужина, Люк спросил себя, почему же все-таки он не стал убивать ее. Так было бы проще и меньше хлопот. Но он видел, что животное это очень много значит для Коры, раз она опустилась ради Шебы до унизительной мольбы. Если эта волчица заставила сакскую гордячку сделать то, чего безрезультатно добивался он, Люк, то хлопоты эти могут в конце концов оправдаться.
С явной неохотой Кора оставила волчицу и проследовала в палатку, едва волоча ноги. Одна пола ее плаща была оторвана, а промокшее синее платье тоже пострадало во время бегства.
Войдя внутрь, девушка встала у дальней стенки и мрачно уставилась на него. Руки ее были скрещены на груди, подбородок вызывающе вздернут, а у рта образовалась уже хорошо знакомая Люку упрямая складка.
Он не стал тянуть время и сразу перешел к делу:
– Вы пытались провести меня, как дурака, миледи. Мне совсем это не нравится.
– Но, милорд…
Люк поднял руку, чтобы остановить поток ее оправданий.
– Не трудись сочинять для меня еще одну нелепую басню. Рассказывать ее ты будешь не мне. Но постарайся придумать что-нибудь более правдоподобное для короля, ведь он не слишком-то легковерен.
– Это не ложь. Ты же никогда не спрашивал, была ли я замужем.
Охваченный недоверием и гневом, Люк с удивлением уставился на нее.
– Ты наплела столько лжи, что сама же в ней запуталась. Но ведь ты ясно сказала, что ты девственница. Обычно после замужества девица не остается девственницей, если только саксы не нашли оригинальный способ, как это обойти.
– Нет, милорд, но…
Не в силах больше сдержать свою ярость, Люк в два шага приблизился к ней и, схватив за локти, изо всей силы встряхнул.
– Если ты будешь рассказывать мне нелепую сказку о том, что можно остаться девственницей после брачной ночи, я не отвечаю за то, что я сейчас с тобой сделаю.
Волосы упали ей на глаза, но взгляд, которым сквозь светлые спутанные пряди Кора смотрела на него, был тверд и полон вызова.
– Это правда.
– Господи Иисусе! – Чтобы окончательно не выйти из себя, Люк отпустил ее, толкнув так, что Кора, потеряв равновесие, попятилась назад. – Скажи мне вот что… сколько времени вы были женаты до того, как он умер?
– Дело не в этом, милорд, поскольку… Видишь ли…
– Итак, сколько времени?
Ощутив угрозу, прозвучавшую в его тоне, она выпалила:
– Три года.
– Три года. – Люк повторил медленно эти слова, сцепив руки за своей спиной, удерживаясь от искушения зажать ими ее лживый рот. – И ты думаешь, я поверю, будто он все три года с тобой не спал?
– Я же не говорила, что мы не спали вместе, только это…
– Во имя всех святых, если ты не замолчишь, то горько пожалеешь! – Он глубоко вздохнул, но та горечь и злость, которая возникла и нарастала в нем с тех пор, как она нечаянно произнесла имя своего мужа, не проходила. – Хотя, конечно, это объясняет многое из того, что приводило меня в недоумение, – сказал Люк, когда смог наконец говорить спокойно. – Немного найдется неискушенных девушек, которые не смутятся при виде раздетого мужчины, а тем более запросто предстанут перед ним нагишом. Я не должен был бы удивляться твоему предложению и…
Он замолчал, окинув ее медленным оценивающим взглядом, и уже тихо проговорил:
– Да, наверное, я был не прав… И поскольку вы были так расположены ко мне раньше, миледи, я не вижу причины дальше с этим тянуть. Я намеревался воспользоваться милостями какой-нибудь шлюхи, как только приеду в Йорк, но зачем же ждать? В конце концов, вы ничем не хуже любой из них, вы рядом, и это не займет много времени.
Одетому только в рубашку и легкие штаны, ему и в самом деле не требовалось много времени, чтобы раздеться. Кора в растерянности наблюдала за ним, когда Люк бросил в сторону свою рубашку, но едва лишь пальцы начали распутывать завязки на штанах, она протестующе вскрикнула:
– Нет! Ты не посмеешь…
– Вот как? Очень даже посмею. – Не сводя с нее взгляда, Люк распутал завязки штанов и позволил им упасть на пол, потом резкими движениями сбросил с ног башмаки. – Ну же, красавица. Разденься и ты ради меня, как сделала это в нашу первую ночь. Я хочу увидеть, что же я в конце концов выторговал.
– Я не кусок хлеба и не уздечка для твоей лошади, чтобы за меня торговаться.
– Но также и не девственница, которой ты притворялась. Одним мужчиной больше или меньше – какая разница! Ты сама начала эту игру, и я не прочь ее продолжить. Ну-ка, поживей снимай платье. Не заставляй меня ждать!
Кора прикрыла глаза рукой, когда Люк коснулся своих подштанников; губы ее заметно дрожали.
– Не делай этого, милорд. Я должна объяснить кое-что…
– Нет. Хватит лжи. – Быстрым движением он отбросил одежду и встал перед ней, бесстыдно обнаженный.
Какого же дурака он свалял, отказавшись переспать с ней первой ночью! Отказался, потому что благородно пощадил ее девственность. Как она, должно быть, потешалась над ним. Но ничего. Теперь ей будет не до смеха. Теперь Люк вдоволь потешится над ней. Это будет маленьким наказанием для нее за то беспокойство, которое она доставила ему, когда две ночи подряд он метался без сна, не в силах выбросить из головы воспоминания о ее обнаженном теле.
– Итак? – требовательно сказал он. – Не испытывай моего терпения. Но делай это медленно, со вкусом, чтобы я мог смаковать каждый миг. Предвкушение усиливает аппетит.
– Ты говоришь обо мне так, словно я блюдо для твоего стола.
– А разве нет? Ну давай же, начинай. Я сгораю от нетерпения.
Кора наклонилась и дрожащими пальцами начала поднимать свои юбки. Его взгляд неотрывно следил, как подол поднимался все выше и выше. Она нагнулась так, что волосы ее упали вперед, светлой завесой прикрыв ее стройные ноги…
А когда Кора выпрямилась, Люк увидел в ее руке кинжал. И не просто кинжал – а его собственный, тот самый, который он так и не смог найти перед отъездом из Вулфриджа. Ален потратил целый час, напрасно разыскивая его, пока наконец не признал, что кинжал потерян.
Увидев оружие в ее руке, Люк застыл, голос его сделался хриплым:
– Не глупи. Не делай этого.
– Это ты глуп, если думаешь, что я покорно разденусь и разлягусь перед тобой, нормандец. – Кинжал слегка задрожал в ее руке. – Я могу сделать это по своей воле, но не позволю, чтобы ты… чтобы ты… – Она судорожно перевела дух. – Я не позволю обращаться со мной как с какой-нибудь шлюхой.
– Ну что ж. – Люк спокойно скрестил руки на груди, с показным равнодушием глядя на нее. – Бедная Шеба! Как жаль, что волчицу придется убить из-за твоей лжи, из-за твоей глупости.
Удар достиг цели, судя по ее вдруг побелевшему лицу. Кора издала тихий придушенный звук.
– Нет… ты не сделаешь этого.
Люк пожал плечами.
– Это твой выбор.
– Но ты не причинишь ей вреда, если я уступлю?
– Когда я даю слово, я его держу. В отличие от тех саксов, которые лишь много рассуждают об этом.
Кинжал дрогнул в тонких девичьих пальцах, и с отчаянием Кора отбросила его от себя, швырнув через всю палатку. Он ударился о дальнюю стену и вонзился в крышку маленького дорожного сундука.
– Будь ты проклят! Будь ты проклят… – Последнее слово было едва различимо, когда она начала расстегивать застежку у горла.
Сначала красный плащ соскользнул к ее ногам.
Люк ждал.
С вызывающим видом Кора яростно рванула тесемки своего платья и, высвободившись из него, бросила поверх плаща.
Одетая только в нижнюю рубашку, доходившую ей до лодыжек, Кора посмотрела ему в лицо с явным презрением. Это должно было бы смутить и поколебать Люка, но такого не случилось. Пленница уже доказала, что она лгунья, и он теперь иначе, чем прежде, относился к ней. Ее вероломный обман освобождал его от всяких угрызений совести, и Люк не считал себя обязанным хоть в какой-то мере деликатничать с ней.