– Вы говорите смело, миледи, – наконец заметил король. – Я вижу, что вы вполне способны повести мужчин в битву, если в этом будет необходимость.
– Я это сделала, потому что не видела другого выхода для себя и своих людей. Если я совершила ошибку, государь, то только потому, что ценю жизнь и свободу.
Бровь Вильгельма чуть приподнялась, но выражение лица осталось прежним, бесстрастным.
– Мы все ценим жизнь и свободу. То, что я приказываю, делается для всеобщего блага. Но я суров, когда мои требования не исполняются. Поскольку сэр Саймон нарушил мои приказы, я не буду требовать кровавого возмездия за его жизнь. Но поскольку вы восстали против человека, посланного мной, ваши земли конфискуются. Отныне Вулфридж и титул графа принадлежат сэру Люку Луве, который хорошо послужил мне. Так я награждаю тех из моих подданных, кто предан и верен мне.
Когда Люк перевел ей эти слова, король подался вперед и, не спуская с нее проницательного взгляда, строгим голосом потребовал:
– Поклянитесь в верности мне как своему верховному господину и королю.
На какой-то миг Кора заколебалась. Но она понимала слишком хорошо, какие будут последствия ее отказа, и не стоило терять все ради спасения своей гордости. Ее отец был прав. Она склонила голову в знак согласия.
– Да, государь, я клянусь вам как своему верховному господину и королю.
Люк пошевельнулся, и его меч звякнул о камень, но Кора не взглянула на него, когда он торжественным тоном повторил ту же клятву. Ее взгляд был прикован к королю, который с удовлетворенным видом откинулся назад в кресле.
– Вы столь же умны, сколь и красивы, миледи. Насколько я понимаю, вы не замужем. Я готов подыскать вам подходящего мужа и дать приданое в качестве возмещения за ущерб, причиненный вам сэром Саймоном.
– Государь… я сознаю ту милость, которую вы оказываете мне, и благодарна вам за нее. Вы хорошо известны своей справедливостью и чувством чести. – Она сделала глубокий вдох для храбрости, не позволяя своему взгляду даже на миг перейти на Люка, хотя прекрасно чувствовала, как он тут же насторожился. – И, зная вашу справедливость, я позволю себе пожаловаться на ущерб, причиненный мне. Это личный ущерб, в отличие от того, который причинил мне сэр Саймон.
– Что вы имеете в виду? – недовольно сдвинул брови Вильгельм. – Расскажите мне об этом ущербе. Насколько же он велик?
– Государь, покидая Вулфридж, я была девицей, но теперь я уже не невинна. Я заявляю о потере моей девственности и прошу возмещения по своему собственному выбору.
Люк сделал шаг вперед.
– Ты понимаешь, что говоришь? – резко спросил он по-английски. – И я должен повторить все это королю?
Кора даже не взглянула на него; решимость ее не поколебалась, хотя ногти глубоко впились в ладони.
– Да, милорд. Если я должна быть продана, как дойная корова, то король должен знать мою цену. Повтори ему все, что я сказала, не изменяя ни единого слова.
– Ты совершаешь ошибку… Это тебе не поможет…
– Милорд Люк, – недовольно заговорил Вильгельм, – я жду перевода. Слово в слово, как было сказано.
Люк побледнел, но повернулся к королю и поклонился.
– Слушаюсь, государь. Леди желает, чтобы я сообщил вам, что, покидая Вулфридж, она была девственницей, но не является ею больше. Она заявляет об этой потере и просит возмещения по своему выбору.
В большом зале стало так тихо, что Кора могла слышать шарканье ног по каменному полу, вздохи тех, кто стоял ближе к ним, и шепоток остальных, передававших из уст в уста ее слова. Лицо Вильгельма не изменилось, оставаясь таким же бесстрастным.
– Она была изнасилована?
Когда Люк перевел, Кора ответила четко и веско, отчеканивая каждое слово:
– Мне был предложен выбор: отдаться или лишить жизни моего верного друга. Я и так потеряла уже слишком много. Я не захотела потерять все.
С каменным выражением на лице, не глядя на нее, Люк повторил ее слова, и Вильгельм хмуро спросил:
– Она назвала имя человека, который лишил ее девственности?
– Нет, государь, но в этом нет необходимости. Этот человек – я.
Кора быстро взглянула на Люка. Она не ожидала, что он так сразу признается. Лицо его было бесстрастным, но небольшой шрам на скуле побелел от напряжения, когда он повернулся лицом к королю.
Не давая ему продолжать, Вильгельм поднял руку, давая знак замолчать.
– Дальнейшее мы обсудим наедине, Луве. Отведи леди в мою приемную.
Люк поклонился. Когда Вильгельм поднялся, чтобы отпустить придворных, Кора осмелилась бросить взгляд на короля. Он был очень высок ростом, в его суровом облике чувствовалась сила, а взгляд внушал страх и почтение. Люк был прав. Король не тот человек, которого легко поколебать.
Когда двери приемной закрылись за покинувшими зал придворными, Кора взглянула на Люка. Он стоял напряженно, положив руку на рукоять меча и обратившись лицом к Вильгельму. Холодок беспокойства шевельнулся у нее в груди. Она не хотела навредить Люку, она хотела лишь сохранить то, что по праву принадлежало ей. Но как сказать ему это? Он не станет теперь и слушать ее. В самом деле, Люк даже не взглянул в ее сторону; он не спускал своего хмурого взгляда с короля.
Настенный гобелен зашевелился от проникшего в зал сквозняка. Король подошел к маленькому столику, на котором стояли серебряная ваза с фруктами и кувшин с вином. Глаза его были сощурены, рот сурово сжат, и это придавало ему еще более устрашающий вид.
Без предисловий Вильгельм тут же перешел к делу:
– Расскажи мне все, как было, Луве. Она говорит правду?
– Да, государь. Она была девицей, когда я взял ее.
– А что заставило тебя сделать это?
Люк вспыхнул, густая краска залила сначала его шею, потом лицо.
– Она ведь вдова. Я и не думал, что она все еще девственница.
Усмешка промелькнула на губах Вильгельма.
– Это не совсем то, что я имел в виду, Луве. Хотя я и удивлен, встретив такое чудо. Пусть она и красива, но она все же мятежница и была взята в плен. Ее отец был владетельным бароном. Она не простолюдинка, которая привыкла дарить свои милости каждому, кто ни попросит. Неважно, девица она, или вдова, или чья-то жена, если она не желала спать с тобой, ты не должен был ее принуждать.
– Да, государь. – Люк не стал вдаваться в дальнейшие объяснения, хотя нотка горького смирения была в его словах.
Кора с беспокойством переводила взгляд с одного на другого. Она не ожидала, что Люк не станет оправдываться. Скорее уж она думала, что он станет опровергать ее слова, говорить о своей невиновности, грубо набросится на нее. Кора ко всему была готова, но это?.. Это было так неожиданно, что она на мгновение пожалела, что избрала такой путь. Правда, Люк пригрозил, что убьет ее любимицу, если она откажется раздеваться ночью в палатке, но разве она сама не соблазняла его в Вулфридже? Она добилась своего и была довольна, что этим он дал ей оружие против себя. А теперь вот притупил это оружие тем, что не стал защищаться.
Вильгельм сел в кресло, вытянул вперед свои длинные ноги и мрачно посмотрел на Люка.
– Ты поставил меня в трудное положение, Луве. Я думал о тебе лучше. Ты нужен был мне на севере, чтобы сдерживать мятежников и охранять побережье. Лорд Роберт де Комин умер, а в Нортумбрии нужна сильная рука, чтобы удерживать ее. Только немногие из сакских баронов на севере поклялись мне в верности. И хоть у меня достаточно рыцарей, жаждущих получить земли и титулы, я должен выбирать с осторожностью. – Он сжал пальцами ручки кресла. – Ты родился в Англии. Ты говоришь на их языке, но при этом ты нормандец. Поэтому ты способен иметь дело с обеими сторонами. Ты именно тот человек, который может удержать Вулфридж и побережье. Король Свейн, похоже, снова предпримет набег при первой же возможности; норвежцы и шотландцы только и ждут, чтобы нарушить границы Англии. Но раз уж я утвердился здесь, я останусь тут навсегда и заставлю всех покориться мне.
Кора опустила глаза в пол, чтобы скрыть свое потрясение. Оказывается, Люк родился в Англии! Теперь понятно, почему он знает их язык. Но что заставило его быть преданным Вильгельму? С нескрываемым любопытством она слушала упреки, которые бросал ему король, и сдержанные, почтительные ответы Люка.