Реми мрачным взглядом окинул усеянный убитыми и ранеными двор.
– Один из пленных говорит, что их главарь укрылся в подземной галерее на восточной стороне замка. Вытащить его оттуда?
– Об этом позабочусь я сам, а ты пока что займись ранеными и пленными.
Люк взял с собой десяток солдат и двинулся к подземелью, на которое указал Реми. Галерея эта скрывалась в густых зарослях, и ее не так просто было найти. На что надеялся старый лорд, укрывшись там и бросив свой замок на произвол судьбы? Презрительная улыбка скривила губы Люка. Победа досталась ему легко, без труда – и Вулфридж отныне принадлежал ему.
– Лорд Бэльфур! – крикнул он по-английски так, чтобы его могли слышать за дверью. – Выходи и бросай оружие! Ты проиграл, но можешь сохранить себе жизнь. Сдавайся, и король может простить тебя, снизойдя к твоей старости.
Эти слова отчетливо прозвучали в тишине, но ответа из подземной галереи не последовало. Осенний лист закружился в воздухе, подхваченный потоком холодного воздуха, и мягко упал на утоптанную землю. Люк подождал и снова повторил свое требование еще более решительным тоном. Ответом ему была тишина. Из-за массивной двери не доносилось ни звука.
Потеряв терпение, Люк направился к двери. Но вдруг она распахнулась, и в темном проеме появился сакский воин, потрясая коротким римским мечом в правой руке и с круглым щитом в левой. Люк застыл на месте. Это был тот самый юноша, который дразнил его накануне днем с крепостной стены.
Меч юнца угрожающе сверкнул в воздухе, сопровождаемый насмешливым возгласом:
– Ну же, подходи, если осмелишься!
– Я не сражаюсь с детьми, – процедил Люк по-английски. – С хвастливыми мальчишками, размахивающими мечом, который больше, чем они сами. Отойди в сторону и вызови лорда Бэльфура.
– Его здесь нет. – Юноша ловко вспрыгнул на поваленное дерево, балансируя на толстом стволе. – Но перед тобой я. Он мой отец – разве не похоже?
Люк внимательно оглядел этого молокососа. Облаченный в старинный медный нагрудник, кожаный передник с медными бляхами и такие же кожаные башмаки, зашнурованные до колен, тот походил скорее на римского гладиатора, чем на сакского воина.
Терпение Люка иссякло.
– Не валяй дурака! – крикнул он. – И сейчас же приведи ко мне своего отца. Сражение окончено, и вы проиграли.
– Нет, нормандец, оно не проиграно, пока я не сдался!
И тут с неожиданной ловкостью, которой Люк никак не предполагал в нем, юноша прыгнул вперед, и острие его меча промелькнуло в воздухе возле самого плеча Люка. Этот удар стоил бы ему правой руки, если бы он не сумел вовремя отклониться в сторону.
Выхватив меч, Люк парировал удар и бросился на противника, взбешенный этой неожиданной атакой. Но каким-то неуловимым движением тот ускользнул от него и, поднырнув ему под руку, упер острие своего меча прямо в ямку внизу его горла. Люк мгновенно застыл на месте.
Холодные, как лед, голубые глаза уставились на него поверх лезвия. Без всякой жалости – в них была только мрачная решимость.
– Сдавайся!
– А если нет?
– Тогда ты умрешь.
Лезвие надавило сильнее, мешая дышать, и тонкая струйка крови зазмеилась по коже. Черт возьми, неужели этот полоумный сакс не понимает, что его самого ждет верная смерть, если он убьет Люка?
– Останови своих псов, нормандец, – холодно сказал юноша, когда воины двинулись к ним, обнажив мечи. – Или я не отвечаю за последствия.
Люк предупреждающе поднял руку, и рыцари остановились невдалеке от них.
– Черт побери!.. Откуда взялся этот идиот?.. – разразились они проклятиями, не смея, однако, приблизиться к ним.
Никто из них не трогался с места, опасаясь за жизнь своего командира. Не понимая языка, на котором разговаривали Люк и этот сакский юнец, они явственно сознавали опасность, которая грозила сейчас Люку. Одно движение руки – и сакс зарежет его, словно каплуна. Что толку, если они после этого убьют нахального мальчишку?
Ощущая, как тонкая струйка крови стекает с его горла за воротник, Люк мысленно проклинал себя за то, что не отнесся с самого начала к этому юнцу с должным вниманием. Теперь это может стоить ему жизни. Медленно он скользнул взглядом от острия к рукоятке приставленного к его горлу меча.
– Неужели ты хочешь умереть? – спросил он. – Ведь, убив меня, ты и сам умрешь на этом же месте.
– Я готов обменять свою жизнь на жизнь убитого моей рукой нормандского рыцаря, – не задумываясь, ответил юнец.
– Но едва ли твой отец согласится с этим.
На миг Люку показалось, что эти слова подействовали – светлые глаза сакса слегка затуманились. Но вслед за этим острие меча угрожающе двинулось, и теплая струйка крови под воротником ускорила свой бег.
– Мы с отцом по-разному смотрим на это, нормандец. Но пока что ты на острие моего меча. И я не собираюсь покупать свою жизнь, трусливо сдавшись.
Голос юнца понизился, был не таким угрожающим, как еще секунду назад, и Люк, приглядевшись, заметил следы усталости на его лице: темные круги под глазами и горестную складку нежного, как у девушки, рта. Этот паренек был еще слишком молод, чтобы взять в руки меч, хотя сам Люк был немногим старше, когда впервые попал в сражение.
И именно тот опыт, который он приобрел, побывав во многих опасных передрягах, позволил ему сейчас найти единственно возможный выход. Решение пришло быстро, почти мгновенно, когда он уловил, как меч слегка подрагивает в тонких мальчишеских руках, сжимающих тяжелую рукоятку. Даже удерживать на весу этот старинный меч не под силу усталому юноше.
Неожиданно Люк отпрянул назад и одновременно взмахнул своим мечом, молниеносным движением выбив оружие из рук противника. Меч юноши отлетел на несколько футов и, ударившись о корявый ствол старого дуба, упал у его подножия среди палой листвы.
Сразу все стало на свои места, и, приставив конец меча к панцирю на груди юноши, Люк резко приказал своим людям обыскать подземную галерею. А пленнику сказал:
– Сдавайся или ты умрешь, сакс.
– Чума тебя забери, нормандская свинья! – яростно прошипел тот, и пылающие голубые глаза его угрожающе сузились.
Что-то тускло блеснуло в его руке, и Люк едва успел увернуться от кинжала, брошенного юношей. Нож глубоко вонзился в ствол дуба за его спиной.
Придя в бешенство, Люк повалил юнца на землю и всем телом навалился на него. Одним движением он мог бы перерезать горло этому щенку за то глупое положение, в которое мальчишка сумел его поставить, и только явная молодость спасла того.
Направив свой кинжал не в горло, а чуть выше. Люк одним движением перерезал кожаные завязки и удивленно выругался, когда из-под упавшего на землю шлема хлынула волна золотистых, как пшеница, волос. Черт бы побрал этих саксов, длинноволосых, точно женщины, напяливающих солдатский шлем на свои бабьи косы!
– Подстригся бы сначала, сакский щенок, – проворчал он, отбрасывая шлем в сторону. – Ты же на девку похож, молокосос.
– Прикончи меня и не болтай! – Ненавидящие голубые глаза в упор уставились на него, а хрупкое тело под коленями Люка яростно извивалось.
Не смирившийся с поражением юноша изо всех сил пытался сбросить его, но Люк лишь презрительно рассмеялся:
– Нет уж, такому тщедушному созданию, как ты, не выскользнуть из-под меня. Ты тощий, как цыпленок, хоть и напялил на себя римские доспехи.
Он вскочил на ноги, потянув за собой упирающегося юнца, все еще держа его рукой за густую копну волос, и внимательно всмотрелся в тонко очерченное миловидное лицо. Этот чувственный рот, эти осененные длинными ресницами голубые глаза, которые тот упорно отводил…
Странное подозрение возникло у Люка, и, сжав другой рукой округлый подбородок юноши, он не дал тому отвернуться.
На щеках пленника вспыхнул румянец, когда Люк стал пристально вглядываться в его лицо в тусклом утреннем свете, проникающем сквозь ветки дуба над их головами. Люк провел пальцами по медным пластинам старинного нагрудного панциря юного сакса. Широко раскрытые глаза, не мигая, смотрели на него, даже когда Люк скользнул рукой под доспехи, чтобы проверить свои подозрения. Его ищущая рука нашла то, что он уже ожидал, и Люк тихо выругался.