Этот нехитрый обман сработал лучше, чем Элья ожидала. Девушка не выказала никаких признаков сомнения, тут же отвесив низкий поклон.
— Я иду делать уборку в зале совещаний.
— А кто вопит за той дверью? — как можно небрежнее спросила Элья.
— Это Койра. Её вчера перевели в служанки.
Элья насторожилась. Перевестись из низших служанок в обычные — это то, о чём все мечтают. В редких разговорах в комнате проскальзывало, что когда тебя переводят в просто служанки, ты можешь попросить у надзирательницы того, что тебе захочется. Тёплое одеяло, например, или матрас. А ещё, говорят, можно выбраться на поверхность… Правда, если просишь свободы, надзирательница выходит из себя.
Элья знала, что она бы не была такой дурой и не стала бы просить свободы. Ей бы просто хотелось хоть разочек увидеть небо… Пусть даже пасмурное… Она ещё помнила, хорошо помнила, какое оно бывает… Слова девушки о посвящении в служанки всколыхнули в ней эту запретную сладкую мечту. Минимум десять лет… нет, она не будет об этом думать.
— И почему эта Койра вопит? — спросила Элья так же небрежно.
— Господин Ууту использует своё право дотрагиваться до служанок.
У Эльи на мгновение потемнело в глазах. Она и сама потом удивилась, почему так быстро справилась с собой и даже смогла спросить:
— Скажи… а тебя саму давно посвятили в служанки?
Вопрос поставил девушку в тупик.
— Не очень, — наконец, сказала она.
— И… что ты попросила для себя?
— Я попросила, чтобы мне отменили наказание за плохо вымытый поднос.
— Иди, — выдохнула Элья.
Она стояла, слушая рыдания Койры, и смотрела, как её собеседница исчезает в конце коридора.
Будущее раскрылось перед Эльей так явно и страшно, что она едва не сошла с ума.
Эта девушка была немногим старше неё. Когда она попала в Белобор, теперь никто не мог сказать. Однако сто лет явно не прошло. Десять, может, пятнадцать…
Но она уже не была человеком. Она ничего не хотела.
Пройдёт установленное время, и Элью посвятят в служанки. К ней повадится ходить какой-нибудь господин Ууту — возможно, один из тех, с хвостом — но она не будет ощущать даже отвращения. Только боль. А до тех пор она будет спать в сырой комнате, почти на голых досках, и делать однообразную грязную работу.
И это неизбежно.
И больше ничего не будет. Никогда…
…С тех пор Элья стала забывать, как выглядит небо. Оно даже не снилось ей. Элья вообще очень скоро перестала видеть сны.
Только иногда, в полузабытьи, или в лихорадке, на краю воспалённого сознания прорастал образ кувшинки. Ярко-белый цветок в зеленоватом свете, похожий на маленькое облако…
Облако… что такое облако?..
— Что случилось?! Что за грохот?..
Преодолев последние две ступеньки одним прыжком, Герек оказался в гостиной.
Элья сидела на полу, поджав под себя ногу, и невидяще смотрела в пол.
— Что с тобой?
Он заметил, как она непроизвольно дёрнулась, стоило ему приблизиться. Но на вопрос всё-таки ответила — не поднимая, впрочем, взгляда:
— Всё бесполезно. Всё бесполезно… ничего не получится, понимаешь… Я не смогу.
— Это ты с чего вдруг решила? — хмуро спросил он, сунув руки в карманы.
— С того, что это я. У меня ничего не получается. Я проклята… и не может быть по-другому, если ты побывал в Подземном Дворце.
— Первый раз слышу о таком проклятии.
В его голосе явственно прозвучало раздражение.
Конечно, он не в состоянии её понять. Его бесит любая глупость.
Только он не знает, что это не глупость. Просто Элья не может объяснить по-другому.
— Посмотри на меня, Герек. Кто я? Я знаю, что больше никогда не стану танцовщицей. Я знаю, что никогда не стану обычным человеком — «тьма» во мне жива, и будет жива всегда, что бы там ни утверждала Гарле-каи. У меня нет ни друзей, ни родных. Моего народа, считай, больше не существует. Я должна уйти, как и остальные.
— Есть ещё Равес и Макора, — напомнил Герек.
Какое-то время они молчали. Элья, судя по всему, решила, что дальнейшие объяснения бессмысленны. А Герек ждал продолжения её умозаключений.
Не дождавшись, заметил с невесёлым смешком:
— Тебе не кажется, что в нашем мире уверенно живут только те люди, которые сумели создать для себя ярлык? Без ярлыка ты никто. Тебе нужно, чтобы тебя непременно можно было как-то назвать. Одним словом. Ну, в крайнем случае, двумя. Хочешь, я тебя как-нибудь назову? Тебе легче станет?
Элья вздохнула. Она не понимала этого юмора.
— Зачем? Я сама знаю. Я государственная преступница.
— О, я тоже. У нас много общего, а?.. Зачем, кстати, ты выкинула мой цветок?
— Я случайно. Герек, ты слышишь, что я тебе говорю? Мне нельзя туда идти. Я всё погублю. Ты не понимаешь, что сейчас со мной было… я как будто вернулась в Подземный Дворец. Я нежить!
Она неуютно передёрнула плечами. Кровь из шрамов на сей раз не шла, однако спина была словно в огне.
— Да не нежить ты. Я знаю, что такое белоборская нежить, я несколько месяцев провёл в отряде Наблюдающих. Твоё пребывание в Подземном Дворце повлекло за собой некоторые последствия, только и всего.
— Только и всего?.. — Элья медленно поднялась на ноги. — Только и всего?!
Настала очередь Герека от неё отшатываться — тоже инстинктивно.
— Ты ничего не понимаешь, ты не можешь ничего понимать! — наступала на мага Элья. — Ты-то хорошо здесь устроился! Тебе не надо рисковать своей шкурой, тебе нужно только сидеть и зажигать кристаллы! Тебе не нужно сражаться с самим собой! Да и вообще ни с кем!..
— Ты считаешь меня трусом? — поднял брови Герек.
— Я считаю тебя человеком, которому абсолютно плевать на всё, что не касается конкретно его. Я тебе пытаюсь объяснить, что я всё испорчу, потому что я нежить, да ещё клятва твоя дурацкая… я просто не смогу!
— У тебя нет выбора.
Элья перевела дух. Злость вдруг улетучилась в одно мгновение, оставив опустошение и усталость.
— Лучше бы ты не прекращал тогда это заклятие. Лучше бы я превратилась в птицу. Это так здорово, наверное — быть птицей… Впрочем, я ведь ещё могу, да?..
— По-твоему, быть птицей — лучше, чем быть человеком?
— Ты идиот? Сколько тебе ещё объяснять: я не человек!
— Ты человек, — отрезал Герек. — И хватит морочить мне голову своими дурацкими аргументами. «Я не человек, потому что была в Подземном Дворце», «Я не человек, потому что неудачница», «Я не человек, потому что на меня наложено заклятие»… Ты человек, смирись с этим. Тебе страшно? Это естественно. В том числе, для человека. Ты делаешь ошибки? Это тоже естественно. И спрос с тебя будет такой же, как с любого другого человека. Оправдание, что ты не совсем он, не сработает. Тебе тяжело? А кому сейчас легко? В общем, кончай страдать и займись делом. Например, шифром, я его для тебя переписал.
Элья пожала плечами:
— Хорошо.
— Тебе сюда принести или поднимешься?
— Сюда.
Элья снова невольно отступила назад: Герек сосредоточился на колдовстве. У неё будто даже что-то зашевелилось под кожей многострадальной спины, реагируя то ли на прорыв в ткани мироздания, то ли на устремившуюся из этого прорыва силу.
Герек вытянул вперёд руку и медленно повернул её ладонью вверх. Лежавший на ней листок бумаги собрался было спланировать на пол, однако маг успел его перехватить второй рукой.
— Вот, — сказал он. — Думай.
10
В назначенный день Элья встала ни свет, ни заря и начала собираться. Ей предстояло идти около четырёх часов пешком.
«Если вы поедете в экипаже, никто не поверит, что у вас мало денег, — говорил ей Саррет. — Вещей возьмите по минимуму. Всё, что могла бы дать вам в дорогу травница из Лесного Клана. Может, что-то недорогое и необходимое, на что вам пришлось потратиться в Тангроле. И всё».
Элья надела поношенное платье, купленное у тангрольской старьёвщицы, сверху — неизменный плащ. На ноги, конечно, сапоги из кожи лесной коровы. Голову не мыла. В Сакта-Кей она потом скажет: «Я заглянула в Тангроль только чтобы пополнить запасы еды, я не планировала там задерживаться». Произнести это нужно очень небрежно, показательно небрежно; пусть думают, что она не хочет говорить о своём бедственном положении, но мелочи выдадут всё и так.