Молодец Тырков, не пожалел ни времени, ни стараний — все толком, не торопясь обсказал, ничего не упустил. А закончил отписку так:
«…И сказал на моем отъезде Тоян, де будет к Москве с поклоном, а скоро или нет, того не знает. Наспех ему ходить не за обычай…»
Вот оно — главное. Дал слово Тоян и ведь исполнил его, да не в светлое для Москвы время, а в черное лихолетье. За такое на его поклон не грех и двумя ответить. Коли государь не сделает по какой причине, Нечаю надо…
Внизу всполошно задергались колокольцы, которые подьячий Андрюшка Иванов для оповещения на себе носит. Как вынет затычку из одного — значит, сам с неотложным делом идет; вынет из двух — Власьев припожаловал, из трех — жди князя Дмитрия Ивановича Шуйского или князя Василия Кардануковича Черкасского, судей-распорядителей, которые приказные сказки[41] царю подписывают. А нынче Андрюшка все пять колокольцев ототкнул.
У Нечая так и упало сердце.
«Баженку Констянтинова схватили!» — первое, что пришло ему в голову.
Колокольцы взбрасывались все ближе и ближе. Андрюшка поднимался, точно шаман, — весь в перезвонах.
«Да нет, — набежала встречная мысль, — До полудня еще два часа с лишком».
Нечай облегченно вздохнул.
На лестнице послышался громкий мальчишеский голос:
— А ну стой! Чего раззвонился, медный коломарь?[42] Чтоб тебя больше не слышал!
Перезвоны умолкли, дверь выскочила. В комнату влетел молодцеватый юныш в богатом шубном кафтане и шапке на соболе.
— Собирайся, дьяк! — звонко велел он, — Со мною поедешь! Да чтобы не мешкал у меня!
— С кем это с тобою? — не удержал облегченной улыбки Нечай.
Юныш на пристава не похож. Недоросль из знатной семьи, не более того. А с недорослями Нечай умел ладить.
— Как с кем? — вспыхнул юныш. — Вельяминов я. Стряпчий царевича. Или не признал?
«Как же тебя, сердечный, признать? — подумал Нечай. — Таких, как ты подавал, на царском дворе сотни две с надбавкою. Каждый желторот, зато с норовом».
Однако улыбку унял: все-таки Вельяминовы хоть и дальняя, но родня государю, и этот щенок завтра может ба-а- альшим псом стать.
— Что зря говорить, — примирительно сказал Нечай. — Коли спешно зван, не замешкаюсь, — и добавил, выведывая: — Царевич ждать не будет.
— Сразу бы так, — убавил спесь Вельяминов. — Живо велено.
«Значит, к царевичу! — заключил Нечай. — Вот уж и правда татарское воскресенье. Ждешь опалы, а тебя к Федору Борисовичу требуют. В кои-то веки…»
С царем Нечаю не раз приходилось видеться, на расспросы его отвечать, а с царевичем — в первый раз.
«Небось не съест», — Нечай весело оболокся в шубу:
— Я готов!
На лестнице стоял Андрюшка Иванов, боясь пошевелиться.
Вельяминов мимоходом хлопнул его по плечу, проверяя, забренчат ли колокольцы. Те неуверенно затренькали.
— Так и стой! — усмехнулся Вельяминов. — Пугало огородное! — и заспешил дальше.
Шаг у него легкий, разгонистый. Судя по всему, хочет заставить Нечая вприпрыжку бежать. Да не на того напал. Где ему надо дважды ступить, Нечаю и раза довольно. Попробуй, приневоль такого собачонкою быть.
Они вышли на ступени плечо в плечо.
День понемногу разъяснился.
Нечай полюбовался на Ивана Великого, золотой купол которого парил высоко в небе, а белое подножье вырастало из главной на Кремле Ивановской площади, что начиналась в ста с небольшим саженях направо.
Нынче в приказах не приемный день. Оттого и нет на обычном месте просителей, площадных писцов, нищих, зевак. У правежных столбов никто не стоит, на правежных козлах никого не секут. Не голосят бирючи[43] на всю Ивановскую, вычитывая указы или известия. Все вокруг будто вымерло. Воронья нет. Тишина и покой. Только внизу, у обочины, нетерпеливо переступают кони, запряженные в подкаретные сани.
Вельяминов устремился к саням. Нечай последовал за ним, недоумевая: зачем они, коли до Красного крыльца Большого царского дворца рукой подать?
Но они покатили к Постельному, да не через площадь, а объездом — мимо Оружейного, Пушкарского, Стрелецкого и других военных приказов, дома которых с надстройками и пристройками толпились вслед за государскими и дворцовыми. Обогнули Архангельский собор, усыпальницу великих князей.
Вот наконец и Постельное крыльцо. Здесь их дожидался саничный царевича, такой же юный и надменный, как Вельяминов. Они таинственно заперешептывались.