Так и очу. Со многими племенами переплелись они. Их дочери становились женами меркитов, тайчиутов, татар. Их сыновья приводили себе кереитских, найманских, киятских жен. Их кочевья объединялись. Но где один пасет скот и этим кормится, другой норовит отобрать скот и пастухов и черные юрты на колесах. Добыча дает ему силу, сила — власть. А власть делает человека спесивым, нашептывает в ухо: разве может солнце сиять на небе рядом с луной? Разве хан равен багатуру[72] или мергену?[73] Разве сильному к лицу считаться сородичем слабого?
Богиня земли Этуген, дух огня Ут и охранитель стад Эмегелджи объединяли их, внутренняя вражда разъединяла. Поэтому и не дала им судьба общего имени.
Общее имя дали им люди соседних земель. Воспользовавшись распрями в большом доме родственных племен, они стали приходить в него за легкой добычей. Непокорных садили на кол или прибивали к деревянной скамье, остальных угоняли в рабство или обкладывали тяжелой данью. Так делали каракитаи из Семиречья, так делали тангуты из государства Великое Ся, так поступали чжурджени из страны Цзинь, что укрылась за могучей китайской стеной.
Вдоль этой стены, в Тамгаджских горах и у озер Буир-нур и Кулуна-нур обитали татары. Они признали старшинство чжурдженеи. Их имя и стало общим для остальных. А чтобы не возникало путаницы, ближних татар пришельцы стали называть белыми, средних черными, а дальних — дикими или лесными.
Стремясь уберечь кочевой дом от окончательного разорения, собрал найманский хан Тоян у себя в ставке на реке Алтай предводителей соседних племен. И решили они объединиться в оборонительный кенеш[74]. И рассек каждый в знак верности остальным жеребца и кобылицу. А те, кто не захотели присягать, ушли прочь. Среди них — брат Тояна Буюрук-хан и сын Тояна Кучлук.
Буюрук сказал:
— Родиться вместе — не значит, что и умирать вместе. Я убираю руки.
Кучлук сказал:
— Я и сам себе сила. Ее хватит, чтобы отразить наглых каракитаев и истребить мусульман с их безумным Ала-атдином. Так подсказывает мне хранитель судьбы и счастья Заягачи.
А в это же самое время в межречье Толы и Керулена молодой хан Темучжин собирал свой кенеш. Но не Заягачи поминал он в своих призывах, не Этуген или Эмегелджи, а хранителя войска Сульдэ. Потому что считал: удачлив тот, кто нападает, а не тот, кто обороняется.
Говорят, Темучжин родился с запекшимся сгустком крови в кулаке.
В тот день, когда это случилось, его отец Есугей- багатур взял в плен давнего своего недруга-сородича татарского Темучжина-аку. Желая почтить и одновременно унизить доблестного противника, он назвал своего первенца Темучжином.
Когда мальчику исполнилось девять лет, поехал Есугей сватать ему невесту. На обратном пути остановился у татар на праздник. На том пиру и подмешали ему отраву. Умирая, багатур успел шепнуть, кто извел его. Тенью встала смерть эта у изголовья осиротевшего кият-борджигина с татарским именем. Он вырос с местью в груди, и эта месть разила всех без разбора — татар и каракитаев, кереитов и чжурдженей, меркитов и тангутов, своих и чужих. Не обошла она и найманского хана Тояна, незадолго до этого преклонившего колени перед Распятым[75].
Тем же летом Темучжин выступил против его кенеша. Решающее сражение произошло в предгорьях большого Хангая. Оно было столь ожесточенным, что кровь обрызгала даже вершину недоступного Наху-Гуна. Там и умер от тяжелых ран мужественный Тоян. Его переменчивый брат Буюрук тотчас перешел на сторону Темучжина. Его заносчивый сын Кучлук был разбит позже. Его любимая жена Гурбэсу из рода очу попала в плен. Темучжин решил взять ее в наложницы. Но Гурбэсу предпочла смерть. Она ушла, оставив победителю насмешку:
Так она отомстила ненавистному Темучжину. Об этом каждый в эуште знает. Люди уходят в землю, души их поднимаются в небо, имена передаются вослед, а память рождает героические песни и предания.