Между тем в Луцке срочно собралось совещание командного состава, на которое вызвали также Разживина и Киквидзе. Они сидели рядом, перекидываясь изредка отрывочными репликами. Офицеры штаба держались от них в стороне, однако явной неприязни не выказывали. Визит комиссара мог привести к самым неожиданным последствиям, это понимали все.
Линде не вошел, а влетел в комнату. И сразу почти в крик. Глаза его возбужденно блестели, пронзительный голос то и дело срывался на непристойный фальцет. Не выбирая выражений, в самом оскорбительном тоне Линде потребовал от Разживина прекращения антивоенной пропаганды и немедленного выполнения приказов командования.
Разживин, спокойный, выдержанный, плевать хотел на Комиссарову истерику. Поднялся неспешно со стула, чтобы дать достойную отповедь полномочному представителю Керенского. Не успел… Василий Киквидзе, рванув шашку из кованых медью ножен, кинулся в ярости на Линде. Вскочили офицеры со своих мест, схватились за кобуры наганов. Разживин, кроя всех и вся густой солдатской вязью, повис на плечах друга. Разразился неимоверный скандал. Вбежавшая в комнату охрана с трудом прекратила начавшуюся свалку. Совещание, конечно, было сорвано.
Разживин увел, точнее, уволок Киквидзе из штаба. По улице шли, ругательски ругая друг друга. Потом остановились, помянули Линде в последний раз и расхохотались.
— А все-таки зря ты мне не дал срубить этого комиссарика! — уже с беззлобным сожалением сказал Киквидзе.
…Пройдет совсем немного времени, и — уже в августе — комиссар Линде вместе с генералом Гиршфельдтом будет убит солдатами взбунтовавшегося 444-го полка. Комиссара буквально растерзают после того, как он обрушит грубую брань и угрозы на окопников, не желающих больше понапрасну проливать свою кровь. Линде погибнет на глазах сопровождавшего его с охраной генерала Краснова.
Всего лишь один раз — тогда, на несостоявшемся заседании в Луцке, — видел Киквидзе вблизи статного генерала в казачьей форме с застывшими фарфоровыми глазами на породистом худощавом лице. Своего главного врага в уже недалеком восемнадцатом году.
Петр Краснов…
Будущий атаман Всевеликого войска донского, он переживет многих вождей белой гвардии, вынырнет из эмигрантского небытия и еще придет на русскую землю. Следом за гитлеровскими захватчиками. «Атаман» будет облачен не в старинную казачью форму, а в серо-зеленый немецкий мундир с фашистским орлом над правым карманом и… царскими генеральскими погонами на плечах. Лихую барашковую папаху сменит фуражка с высокой тульей, трехцветную кокарду — орел со свастикой в когтях. Эволюция страшная и закономерная, ибо измена родине никогда не бывает случайностью. Не каждый белый генерал при всей своей ненависти к революции оказался бы способен на то, на что решился Краснов.
Уже в июле 1918 года «правитель» Донской области отправил кайзеру Вильгельму II секретное письмо, которое, став известным, вызвало возмущение даже у такого ярого врага Советской власти и сторонника монархии, каким был бывший председатель Государственной думы Родзянко. В письме к Вильгельму Краснов фактически брал на себя обязательство за материальную помощь и политическую поддержку превратить Область Всевеликого войска донского (в которое включал он, между прочим, также Таганрог, Камышин, Царицын, Воронеж, Лиски и Поворино) в вассальное государство германских империалистов, а проще — в немецкую полуколонию.
Это он, Петр Краснов, многолетний консультант гитлеровской разведки, попытается собрать для фюрера «третьего рейха» антисоветское казачье войско. Ему удастся сколотить из белоэмигрантов и изменников родины так называемый «казачий стан», не снискавший воинских лавров на поле боя, но оставивший кровавый след в белорусских деревнях и селениях Северной Италии, куда бросало красновских палачей фашистское командование в качестве карателей.
Не тронули в семнадцатом году солдаты казачьего генерала. Тридцать лет спустя — в январе сорок седьмого — за тягчайшие преступления против Советской страны Петр Краснов был повешен по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР.
…Нет, ничем не запомнился при их первой и единственной встрече в Луцке Петр Краснов Василию Киквидзе. Да и генерал едва ли обратил внимание на молодого грузина-вольноопределяющегося. Но через год атаман Краснов будет нервно вздрагивать при одном лишь упоминании его фамилии — Киквидзе.