«Небольшого роста, энергичный, подвижный, весь — огонь и порыв, Киквидзе поспевал везде: и на линии фронта, и в деле формирования пополнений — слышалась его гортанная речь, гремело горячее слово. Две дивизии немецкой пехоты и отряды петлюровцев подошли к Киеву. Приходилось отступать. Мой отряд и отряд Киквидзе были назначены в арьергард — прикрывать отступление. Пять дней мы удерживали переправу на Днепре, пока наша армия не прошла к Ромодану и пока немцы не установили на киевских высотах тяжелые батареи. Эти пять дней и ночей жарких боев научили меня уважать Киквидзе. Спокойный перед лицом смерти, он был подвижен как ртуть и везде поспевал на своей лошади. Когда положение стало совершенно невыносимым, мы решили отойти».
Только после того, как 1 марта была закончена эвакуация ценного военного имущества из Киева, Киквидзе приказал красногвардейцам отойти на левый берег Днепра. Под прикрытием ночной темноты, в полном молчании киквидзевцы переходили великую реку. У некоторых на глазах блестели слезы. В городе стояла тишина, лишь изредка нарушаемая случайными ружейными выстрелами и собачьим лаем. Трудно было смириться с мыслью, что утром в Киев войдут оккупанты. Но никто не сомневался — в скором времени древний русский город снова будет освобожден.
На станции в Дарнице, где скопилось большое количество разных воинских эшелонов, царила суматоха и неразбериха. И тут, на забитом мятущимися людьми перроне, Еремин впервые увидел обычно спокойного Киквидзе в ярости. Вид у Васо был страшный: воспаленные глаза горели, левая рука в пропитанном кровью рукаве подвешена на ремне, в правой — маузер…
С помощью подоспевших Медведевского, Клименко, других командиров Киквидзе пресек панику и навел порядок. Только после этого позволил увести себя в станционный медпункт. Миновали сутки, как Васо был ранен, но настоящей помощи ему еще так и не было оказано. Он потерял много крови и теперь, после бурной сцены на перроне, едва держался на ногах.
Вынуть руку из насквозь пропитанного кровью и замерзшего рукава оказалось невозможно. Молоденькая сестра милосердия с трудом разрезала шинель и гимнастерку, извлекла руку и стала осторожно ее обмывать. Увидев красную опухоль вокруг раны, девушка перепугалась, предложила послать за врачом, так как была угроза заражения.
Киквидзе, морщась от боли, приказал:
— Какой тут врач… Некогда, сама режь…
Он произнес «нэкогда» и «рэжь» с кавказским акцентом, который всегда пробивался у него в минуты волнения.
Сестра послушно обработала рану сама. Когда же закончила и подняла испуганные глаза, то обомлела: Киквидзе спал непробудным сном смертельно уставшего человека.
Часа через три Васо проснулся, вышел на перрон. Стояло на редкость ясное утро. Вдали, за Днепром, ослепительно сияли на солнце купола Киево-Печерской лавры. Правее, на Владимирской горке, отчетливо выделялся громадный памятник князю Владимиру с крестом в поднятой руке.
Осторожно умывшись снегом, Киквидзе долго смотрел на красавец город, в котором за неделю боев он так и не побывал. К нему подошел незнакомый командир, осведомившись, точно ли он Киквидзе, пригласил пройти в стоявший на пути правительственный вагон. Васо встретила моложавая на вид, миловидная женщина с волевым лицом и твердым взглядом строгих серых глаз. Это была Евгения Богдановна Бош, один из народных секретарей Украинской республики и председатель областного комитета большевиков Юго-Западного края. В вагоне уже собрались другие ровенские командиры: Разживин, Медведовский, Чайковский.
От имени правительства республики Евгения Бош поблагодарила всех членов ВРК за их боевую деятельность. В ходе совещания его участники пришли к выводу, что ВРК и полевой штаб Юго-Западного фронта свои функции выполнили и надобность в их дальнейшем существовании отпала.
4 марта в Харькове для организации планомерных боевых действий против германо-австрийских интервентов было создано Главное командование советских войск на Украине. Командующим был назначен один из руководителей штурма Зимнего дворца, человек, арестовавший Временное правительство, Владимир Александрович Антонов-Овсеенко.
В марте 1918 года усилиями нового Главного командования все разрозненные советские отряды, действовавшие на фронте от Бахмача до Черного моря, были сведены в пять армий, общей численностью всего-навсего в 20 тысяч бойцов. В составе этих армий сражались геройский Луганский отряд Клима Ворошилова, Харьковский — Николая Руднева, конники Григория Котовского, червонные казаки Виталия Примакова, бойцы группы Рудольфа Сиверса и многие другие.