Васо не мог знать, что в штабе СКВО существует белогвардейский заговор во главе с Носовичем, который через несколько месяцев перебежит к белым. Но то, что рассредоточить дивизию ни в коем случае нельзя, это он понимал отлично. Так, по его мнению, мог поступить лишь дурак или сумасшедший. Носович и его помощники не походили ни на дураков, ни на сумасшедших. Что же тогда? Мысли об их предательстве в тот момент Киквидзе не допускал. В его дивизии тоже служили бывшие офицеры, все они доказали свою преданность революции на деле, он им верил. Почему же он должен был поставить под сомнение лояльность военспецов из штаба округа?
И все-таки распоряжения штаба СКВО Киквидзе не выполнил, за что впоследствии был обвинен в «партизанщине». Принял свое решение: сил не распылять, действовать одним мощным кулаком из района станции Филоново.
Повезло немного: кружным путем, через телефонную станцию в Балашове Еремину удалось установить связь с Медведевским, который следовал в эшелоне орденцев. Обрадованный Киквидзе договорился со своим заместителем о совместных действиях с двух сторон.
В трехдневном бою за Урюпинскую действовали все четыре полка дивизии, поддержанные артиллерийскими батареями. Предусмотрительность Киквидзе спасла дивизию: вопреки утверждению штаба СКВО, в этом районе находились не разрозненные, чуть ли не безоружные банды противника, а шесть белоказачьих полков.
В ходе боя большая группа пехоты и артиллерии под командованием Медведовского оказалась в окружении. Киквидзе сам бросился к ним на выручку во главе эскадрона Ястржембовского. Кольцо окружения было прорублено.
Ночью, оставшись один, Киквидзе плакал. Беззвучно, горестно покачивая головой, сам не сознавая, что по синим, жестким щекам скатываются слезы… Четыреста двенадцать бойцов потеряла дивизия за три дня. Сколько матерей лишились своих сыновей, сколько жен стали вдовами, детей сиротами. Киквидзе считали при жизни бессмертным, о его храбрости и бесстрашии складывали легенды и песни. А он, суровый и грозный, на вид горный орел, а не человек, так и не смог примириться с тем, что на войне люди гибнут. Об этом никто не знал, только однажды Еремин случайно застал ночью плачущего начдива и тихонько, на цыпочках, вышел, пока тот не заметил.
Отбросив войска противника от линии железной дороги, Киквидзе, верный своему принципу «сжатого кулака», снова сосредоточил дивизию в одном месте, на этот раз в Поворине. Был план — привести войска в порядок и снова наступать на Алексиково.
Беда свалилась негаданно, откуда ее не ждали никак. В полдень 17 июня надсадно и тревожно загудел зуммер телефонного аппарата. Вызывал Балашов. Киквидзе поднял трубку. Сквозь треск и шум на линии к нему прорвался знакомый голос Разживина. Не поздоровавшись, Григорий даже не заговорил — закричал, перекрывая помехи:
— Васо! Измена! В Тамбове мятеж! Бандиты убивают коммунистов! Нужна помощь…
Ошеломленный Киквидзе медленно опустил трубку на рычаг. Это был его последний разговор со старым другом, бывшим председателем ВРК Юго-Западного фронта.
Киквидзе очень хотел и дальше служить рядом с Григорием, которого уважал и ценил чрезвычайно. Но вышло иначе. Неожиданно для всех Разживин получил назначение на Алтай, губернским военным комиссаром. Перед отъездом в Сибирь он направился в Балашов, чтобы попрощаться с дивизией, многих бойцов и командиров которой он справедливо считал своими боевыми товарищами. Здесь, в Балашове, он узнал о контрреволюционном восстании Тамбовского гарнизона и бросился к прямому проводу, чтобы немедленно связаться с Киквидзе. И подписал тем самым себе смертный приговор.
Белоглазый тихоня телефонист на Балашовском узле связи, через которого шел разговор, едва Разживин вышел из комнаты, кинулся за ним следом, с филерской хваткой «сел на хвост». Потом тайный агент местной кулацкой банды поспешил по ведомому ему одному адресу, доложил обо всем, что услышал. Не суждено было, знать, Разживину увидеть высокое алтайское небо и яркие сибирские звезды… Его подстерегли возле дома, по-воровски оглоушили из-за угла, вывезли связанного за город, там растерзали…
Снова загудел зуммер — на сей раз с Киквидзе связался председатель Саратовского губисполкома старый большевик В. П. Антонов-Саратовский. Тоже просил оказать Тамбову немедленную помощь. А тут еще телеграмма — от рабочих порохового завода Кандауровки (их гостем не раз бывал Киквидзе в период формирования соединения): «В Тамбове Советская власть пала. Москве угрожает опасность. Спасайте нас».