А потом я увидела только тьму.
ГЛАВА 7
Киллиан
Стук в дверь оторвал меня от стопки бумаг.
— Войдите.
Я подумал, что это Джулианна, но, к моему удивлению, вошел Гидеон.
— О, привет. Это неожиданный визит, — протянул я тестю. — Джулианна будет рада тебя видеть. Она скоро придет.
Он на мгновение замолчал, и я нахмурил брови. Я внимательно посмотрел на него и увидел, что он напряжен, как будто готовится к бою.
— Все в порядке? В чем дело?
— Ничего не в порядке, — наконец, произнес он. — Как ты можешь думать, что это так?
Я нахмурился.
— Я не могу читать твои мысли, Гидеон. О чем ты говоришь?
Он издал резкий звук в задней части горла, прежде чем вытащить что-то из внутреннего кармана куртки. Небольшая стопка… фотографий?
Я склонил голову набок, сбитый с толку, ожидая, что он продолжит. Он взял первое фото, и у меня сжалось сердце.
— Это, — прошипел он. — Я говорю об этом.
Гидеон небрежно бросил стопку на мой стол. Фотографии упали мне на колени, и у меня сжалась челюсть. Я боролся с желанием вздрогнуть, потому что, черт возьми, это было больно. Видеть фотографии моей жены, разбросанные по столу и лежащие у меня на коленях; ее шрамы были в центре внимания. Отфотошопленные таким образом, что они казались хуже, чем были на самом деле. Это было болезненным напоминанием о том, какими жестокими могут быть люди.
Джулианна была чертовски красива. Она была моей женой и матерью моих детей. Но не такой она была представлена в СМИ.
Над ее шрамами смеялись.
Ее характер очерняли.
Каждое слово, сказанное ею, перевиралось против нее.
Каждое действие было продумано таким образом, что из жертвы она превратилась в злодея.
СМИ ненавидели мою жену.
И сколько бы я ни пытался это исправить; ненависть только усилилась.
— Джулианна говорит, что с ней все в порядке. Что ей все равно, — процедил Гидеон, стукнув кулаками по столу. — Что не имеет значения, что говорят люди, пока ты рядом с ней. Но это действительно чертовски хорошо?
Я зажмурил глаза, потому что знал, что он прав. Он был абсолютно прав.
Это было нехорошо.
— Действительно ли справедливо, что она прошла через это, потому что ты публичный человек? — резко обвинил он. — Потому что, поверь мне, если бы Джулс была нормальным гражданином, как и все остальные, всем было бы наплевать на ее прошлое, и она уж точно не стала бы посмешищем.
Гидеон глубоко вздохнул и торжественно покачал головой.
— Это твоя жизнь, но не ее. Ей здесь не место, Киллиан.
— Она моя жена. — Мои кулаки сжались. Его слова были правдой, но я все еще защищался. — Ей место там, где я.
Он устало провел рукой по лицу.
— Я не пытаюсь разлучить вас двоих. И я не прошу тебя делать выбор. Я знаю, как важна для тебя эта кампания. Твой покойный отец гордился бы тем, как далеко ты продвинулся… и тем, кем ты стал. Но тебе нужно обдумать это с ясным умом. — Он сделал паузу, а затем вздохнул. — Я просто обеспокоенный отец.
— Гидеон…
Моя дверь распахнулась без стука. Гидеон удивленно обернулся, а я выпрямился и хмуро посмотрел на свою помощницу. Она явно была в панике и тряслась.
— В чем дело?
Она резко задыхалась, и я забеспокоился, нет ли у нее гипервентиляции. В остальном Миера была спокойной, так что же могло ее так взволновать?
— Гм… Дж-Джулианна, — прохрипела она. Я моргнул, прежде чем мой желудок упал. — Она внизу. Есть… чрезвычайная ситуация.
Я уже выбежал из комнаты, прежде чем она успела закончить предложение, Гидеон бросился за мной по пятам. Я нажал кнопки лифта, и это была самая длинная гребаная поездка в моей жизни, когда все мое тело тряслось. Гидеон молчал, и даже если бы я захотел, я не смог бы говорить.
Мое сердце колотилось, когда я думал обо всех безумных возможных сценариях.
Насколько сильно она пострадала? Что случилось? Она потеряла сознание?.. Может, ничего серьезного не было.
Черт возьми, я молился, чтобы это не было чем-то серьезным.
Лифт загудел, и двери открылись. Я выбежал в переполненный вестибюль, где все выглядели в панике, и это был мой первый признак того, что что-то не так. Люди жалеют меня сочувствующими взглядами, и страх скользит по моим венам, сильно бьется в груди.
Джулианна должна быть в порядке. Она должна была быть, потому что я не мог принять никакого другого возможного исхода.
В тот момент, когда я вышел на улицу, на оживленный тротуар, весь мой мир внезапно остановился. Время замедлилось; земля качалась под ногами, в ушах настойчиво звенело.