Сейчас же ученый видел совсем других людей. Он был с ними в одном помещении, на одной земле, даже в одной партии… Однако взгляды на развитие общества, на эту жизнь у него и у них были иными, даже противоположными…
Морозов поднял руку и попросил слова. Он решил много не говорить, противостоять сидящим он был бессилен. И это понимание в какой-то мере придало ему уверенность. Коммунист с двадцатилетним стажем сухо и четко произнес:
– Один из членов бюро очень правильно подметил, что коммунист Морозов неординарно стал мыслить… Этого я не отрицаю, как и не отрицаю того, что с таким неординарным мышлением я живу всю жизнь. Благодаря этому же неординарному мышлению, я стою и сейчас здесь на этом ковре…
В зале раздался смех. Засмеялся на этот раз и Филатов. Смех «вонючки», так некогда называли лысоватого мужчину женщины общества «Знание» за его многоразовые посещения туалета, Морозова нисколько не разозлил. Он только улыбнулся, улыбнулся сам себе. Он уже нисколько не сомневался в своей победе. Пусть она была даже в его мыслях, даже в его теории, но она, как он считал, была его личной победой. От этого осознания он вытащил из внутренного кармана пиджака партийный билет и положил его на краешек стола, накрытого красным кумачом. Через несколько мгновений он вышел из зала и плотно закрыл за собою дверь. Затем он очень медленно опустился на стул. Его руки были влажными, его лицо покрылось испариной. Сердце беспартийного тревожно билось…
Кузнецов, погруженный в раздумья, все больше и больше симпатизировал русской немке Берте, которая во время прогулки по городу поделилась самым сокровенным, что было между ней и ее другом. Этим пожилым людям он завидовал, завидовал очень сильно. Их жизнь была романтичной и разительно отличалась от многих других. Он улыбался, когда перед ним на миг появлялся образ красивой аусзидлерши, которая рассказывала о некоторых чудачествах умных обитателей трехкомнатной квартиры. Берта и
Владимир прожили вместе всего пять лет и каждый день для них был по-своему интересен. Любая домашняя работа у них не обходилась без философских рассуждений, они иногда даже спорили. Не обходились они без серьезных размышлений и во время зарубежных поездок. У этих людей было единство души и ума, что делало их любовь величественной и сильной. Они, дети социализма, ради которого жили и боролись целые поколения их предшественников, очень тяжело переживали все то, что творилось в мире. Особенно тяжело переживал Морозов, который в свободное время садился за стол и все что-то писал. Через некоторое время Берта узнала, что он пишет любовные истории. Через год они вместе радовались первому его опубликованному роману, затем последовал второй, третий…
Творчество прибавляло пожилому мужчине все новые и новые силы. Он вновь ударился в историю. Принялся писать, как он сам довольно часто говорил, очень толстую и очень умную книгу. Владимир умер в день своего рождения, ему в этот день исполнилось ровно семьдесят. Он, несмотря на свой солидный возраст, всегда чувствовал себя прекрасно, был здоровым. Смерть в какой-то мере была предопределена его жизненными установками, которым он никогда не изменял. Кое-что в этом было загадочным и даже чудачеством. Старик основные вехи своей жизни почти всегда приурочивал к своему дню рождения. В этот день он впервые познакомился с Бертой. В день своего ангела он начинал писать свои романы…
В предсмертной записке Морозов размашистым почерком написал: «Я жил на этой земле не так, как существовали и существуют многие… В иной мир ухожу сознательно, надеюсь на свое возвращение…». На столе также лежала рукопись ученого, «очень толстая и умная книга». Автор ее писал, согласно его пометкам, всю свою сознательную жизнь. На титульном листе красным карандашом было четко выведено название его труда «Размышления советского шизофреника». После этих слов стоял очень жирный вопросительный знак. Берта после смерти своего друга сделала все то, о чем он раньше ее просил. Тело Морозова кремировали, его пепел она разбросала по немецкой реке. Через год после смерти по роману писателя в одной из стран СНГ был поставлен художественный фильм. Его рукописью заинтересовался один из историков той же страны. Профессор обещал научной работе умершего коллеги мировое будущее…
Рассказ о жизненном пути Берты Бэр во многом придавал Кузнецову оптимизм, рассказ же немца Петера Раймана этот оптимизм сводил почти к абсолютному нулю. Соседу Иры Мюллер было чуть за тридцать лет, такого же возраста была и его жена Катерина. После падения Берлинской стены бывшему офицеру национальной народной армии ГДР в родных местах работы не нашлось. Да и помочь ему было некому. Многие из знакомых просто-напросто отвернулись от представителя некогда престижной профессии. Бывало и еще похлеще. Кое-кто из злопыхателей на дверях его гаража писал оскорбительные слова. Однажды даже разбили ветровое стекло старенького «Москвича», стоящего неподалеку от дома. Не давали покоя и жене бывшего офицера. Ее через неделю после образования единой страны уволили из магазина. Молодые супруги унижения переносили стойко. Они старались свое свободное время проводить на природе, вдали от людей. Там они на некоторое время успокаивались, хотя нервы были на пределе. Только через год мужчине удалось найти работу, которая была для него явно непрестижной и малооплачиваемой. Петер сторожил ночью на очень большом заводе на юге страны, домой приезжал только на выходные и то не всегда. Катерина устроилась уборщицей в детском садике. Муж и жена иногда не виделись неделями. Каждый из них радовался только одному, отсутствию детей. Иначе было бы очень туго. Никто из них в силу специфики своей работы не мог дать полноценное воспитание детям. Мало радости получали супруги и от новых коллег по работе. Петера, человека с высшим образованием, довольно часто бесил не только многонациональный состав охранников, но и их умственный кругозор. Не в восторге от персонала в детском садике была и бывшая заведующая магазином. Соседи Иры революционных перестроек в объединенной стране после ими пережитого делать не намеревались. Они смирились со своей судьбою и потихоньку тянули лямку. Это Кузнецов понял сразу, как только вступил с ними в разговор. Они, некогда изучающие русский язык, сначала с большой охотой пошли на контакт с красивыми и молодыми друзьями фрау Мюллер. Однако откровенного разговора дальше не получилось. На вопросы Эрики и Александра немцы отвечали почему-то без всякого желания. Через некоторое время они вообще покинули компанию…