Когда мама работала допоздна, я оставалась у Эвелин. Она наполняла мой желудок своей вкусной едой, затем давала мне в руки кружку молока, подогретого на плите, и читала мне, пока я не засыпала, лежа головой у неё на коленях, в то время как она гладила меня по волосам. Весь следующий месяц после смерти мамы я оставалась с Эвелин почти каждую ночь. Она пыталась кормить меня, заставляла меня пить молоко, пыталась отвлечь меня одной из её книг. Но всё, что я могла делать, это спать, и даже это мне удавалось делать урывками.
Лиам приподнял пальцами мой подбородок и приблизил моё лицо к своему.
— Ты опять где-то далеко от меня.
— Прости.
Я убрала подбородок с его пальцев и прошлась взглядом по незамысловатому и строгому декору, который казался простым, но, вероятно, стоил ему немалых денег.
Лиам вздохнул, обхватил рукой мою руку и потянул в сторону огромной двери. За ней находилась холостяцкая кухня: мрамор шоколадного цвета с бежевыми прожилками, медные аксессуары и шкафчики с дымчатыми стеклами, которые открывались одним нажатием пальца. Я уже была в этом доме, но тогда мне не довелось побывать на кухне.
Лиам достал пластиковые контейнеры из холодильника, поставил их на мраморный остров и снял крышки.
— Ты всё это сам приготовил? — спросила я, забравшись на один из кожаных стульев и восхищаясь тем, какой чистой и блестящей была его кухня.
— С тех пор как умер папа, мама Мэтта продолжает фанатично присылать мне еду.
— Очень мило с её стороны.
— Она хорошая женщина. Я слышал, она приходила, чтобы помочь в гостинице.
Он достал две тарелки и приборы.
— Так и есть. Как и Изобель.
— Стая заботится о своих.
Меня наполнило тёплое трепетное чувство. Мне бы никогда не надоело слушать то, что я была частью стаи.
Он кивнул подбородком в сторону еды.
Осознав, что мы всё ещё очень мало знали друг о друге, я спросила:
— Какая у тебя любимая еда?
— Стейк.
Он положил что-то похожее на поленту4 себе на тарелку, после чего добавил зелёных бобов и толстый кусок подрумяненного мяса.
— Не очень оригинально, ага?
Он одарил меня самодовольной улыбкой, поставил свою тарелку в микроволновку, нажал пару кнопок, после чего кухня наполнилась мягким жужжанием.
— А что насчёт тебя?
— Я люблю почти всё. Но я испытываю слабость к мексиканской кухне. Эвелин… — я провела рукой по волосам, — часто готовила нам в Лос-Анджелесе.
После того, как я приготовила для себя тарелку, Лиам поставил её в микроволновку.
— Хочешь чего-нибудь выпить?
— Было бы здорово.
Он открыл холодильник и достал оттуда бутылку воды и бутылку пива.
— Это похоже на первое свидание, — сказала я.
Он открыл своё пиво, сделал большой глоток и наклонился ко мне с поцелуем.
— Я не хочу, чтобы это было нашим первым свиданием. Я хочу сводить тебя куда-нибудь. Давай завтра вечером, только ты и я.
Моё сердце застучало быстрее, но затем замедлилось, когда я вспомнила, что завтра вечером я навсегда удалю контакт своего кузена из телефона. Моё отрывистое дыхание заставило Лиама наклонить голову набок.
— Ты не хочешь, чтобы тебя видели вместе со мной? — спросил он.
— Что? — я постаралась успокоить свой неровный пульс. — Нет, дело не в этом.
Я провела указательным пальцем по запотевшим стенкам своей бутылки.
— Я хочу сходить куда-нибудь с тобой, только не завтра.
Его глаза были полны сожаления. Я не знала — и не стала спрашивать, боясь его ответа — было ли это связано с его угрызениями совести из-за моего кузена или с тем, что приходилось откладывать наш ужин.
Микроволновка издала сигнал. Лиам протянул мне мою тарелку, после чего опустился на стул рядом со мной. Мы не разговаривали, сосредоточившись на еде и потерявшись каждый в своих размышлениях.
Я не чувствовала вкуса. Это было просто топливом для моего истощенного тела и способом не разговаривать об Эвересте.
Когда я закончила, я отнесла тарелку к раковине и помыла её.
— Тебе необязательно это делать, Несс. Каждые два дня ко мне приходит человек и убирается.
— Я так долго убирала за собой и другими, что это укоренилось в моей ДНК.
Я улыбнулась ему и вытерла руки о кухонное полотенце, которое висело на ручке духовки.