Я еще раз осмотрелся в комнате, надеясь отыскать следы пыли или висевшую по углам паутину. Но ничего не нашлось. За комнатой явно ухаживали, держа ее в товарном виде для постояльцев. Наверное, здесь таковые появлялись не слишком часто. Тем удивительнее было увидеть такое. Складывалось впечатление, что здесь, в этой сельской глуши кто-то решил открыть какой-то филиал европейского отеля, но только с местным антуражем. Когда сзади заскрипела дверь, а в комнату вошла с подносом, на котором дымились тарелки с чем-то вкусно пахнущим, хозяйка, мой желудок подпрыгнул и яростно заверещал внутри меня, оглашая окрестности громким урчанием.
Хозяйка улыбнулась:
- Так и думала, что устал с дороги. Вот ешь, пей.
Только после ее слов я обнаружил, что на подносе, помимо тарелок, стоят два графина темного стекла. Готов поспорить, что в одном из них что-то крепкое. В принципе, я действительно устал, так что отнюдь не был против подобного сервиса. И с удовольствием опрокинул бы рюмочку, не видя в этом ничего зазорного. Собственно, так я и поступил под внимательным взглядом рачительной хозяйки сего странноватого дома. Казалось, что ей доставляет удовольствие наблюдать за тем, как я насыщаюсь.
- Сразу вас видно, городских, - начала она разговор, отвернувшись куда-то к окну. Наверное, ей, как и тому водителю, важно было само наличие аудитории, а отнюдь не ее качество. – Тощие, голодные…
Она замолчала, продолжая смотреть в никуда и размышляя о чем-то. Понять, что именно занимало ее мысли, мне было невозможно. Я даже не предпринял попытки уловить, куда ее заведет нить рассуждений, начало которой, как я понимал, она только что озвучила. Видимо, в оставшееся посвящать меня не собиралась. Или просто позабыла о моем присутствии.
Наевшись, я довольно развалился в кресле, поблагодарил женщину, а затем не удержался и задал интересовавший меня во время еды вопрос:
- Скажите, а это вы - «баба Клава»?
Женщина бросила на меня удивленный взгляд, а потом громко рассмеялась:
- Что, нечто на бабку совсем уже похожа?
Размышляя, не обидел ли я своим вопросом эту громкоголосую даму, прикинул, что с такими габаритами она без особых проблем размажет тут меня по всем стенам без особого напряжения, а потому торопливо замотал головой. Женщина всплеснула руками, прекратив смеяться, немного отдышалась, а затем ответила:
- Нет. Меня Натальей зовут. А Клавдией бабушку мою покойную звали. Она здесь жила. С той поры все и зовут этот домишко так.
Отметив, что «домишкой» она назвала далеко не мелкое строение, я несколько перекосился. Хотя с ее объемами дом и вправду таким уж большим не казался. Она продолжала:
- Бабушка Клава тут что-то типа гостиницы оборудовала. Здание-то прежде помещичьей усадьбой было. Потом, в советское время уже, здесь деревенская библиотека была, а потом уже и клуб. А году в семидесятом, бабушка в эту деревню приехала, как представитель партии для благоустройства селения. Здесь собирались какие-то шишки ученые, вот под них здесь все в гостиницу и переделали. А потом они уехали, а бабушка тут жить осталась.
Прикинув, что примерно догадываюсь, что тут забыли научные умы, я, тем не менее, не мог понять, как из этого здания можно было сделать что-то типа гостиницы. Дом, конечно, большой, но не так, чтобы уж совсем. Не помещичья усадьба, одним словом. С чего, интересно, они вообще это взяли? Но уточнять данный вопрос не решился.
Наталья поднялась со своего места и подобрала тарелки со стола, составив их на поднос.
- Надолго к нам? - выходя с подносом, поинтересовалась она.
- Не знаю, - покачал я головой.
- Понятно, - заключила хозяйка и скрылась за дверью.
Я продолжал сидеть, смотря перед собой, все еще стараясь привыкнуть к нереальности происходящего. Странная деревенька, что и говорить. Странный дом, странная хозяйка этого дома. Все, что окружает меня здесь, кажется ненастоящим, словно я, подобно Алисе, провалившейся в кроличью нору, оказался в зазеркалье. И то, что я там увидел, мне совсем не нравилось.
Тряхнув головой, я поднялся. По телу пробежала волна легкой боли. Так бывает, когда устану. Ничего не скажешь, последнее время у меня выдалось достаточно нервным и насыщенным, чтобы в конец измучаться. Больше не терзая себя никакими размышлениями, я просто улегся спать.