А ведь я вполне мог прийти в себя в какой-нибудь клетке, запертым, словно диковинная зверушка. С другой стороны, что-то не могу припомнить, чтобы в том зале, где лишился сознания, на меня кто-то обратил особое внимание. Словно и не выделялся я ничем.
В принципе, так и было. Только одежда. Хотя откуда мне знать, что здесь носят на самом деле.
Я решительно отринул бессмысленные сейчас переживания и потопал к кровати. Будь что будет! В конце концов, бессильно дрожать в страхе за свою жизнь я как-то не привык.
Растянувшись на ложе, застеленном неким подобием обычной простыни, только на ощупь более грубой и шершавой, чем привычная продукция какой-нибудь трикотажной фабрики, я уставился в потолок. Никаких мыслей в тот момент в голове не было. Словно погрузился в некое подобие транса, когда ты вроде и существуешь, но полностью отрешен от всего происходящего, чувствуешь лишь, как размеренно поднимается грудная клетка, впуская кислород в легкие. Иногда казалось, что боль в руке вновь возвращается, но стоило лишь дотронуться до нее, как становилось понятным, что это только игра воображения, решившего, видимо, немного поиздеваться над моими расшалившимися нервами.
Сколько провел в этом состоянии, с уверенностью сказать не могу. Возможно, лишь несколько минут. Или, может быть, пару часов. Просто потерялся, выпал из окружающей действительности на некий неопределенный отрезок времени. Но зато почувствовал, как тело и разум немного расслабились от того, что можно было быть уверенным: ничего нового мне больше не приснится.
Прервал мой блаженный «несон» вернувшийся топот в коридоре. На этот раз он приближался быстрее и был не таким «задумчивым». Судя по грохоту шагов, теперь визитеров было, как минимум, трое. У двери шум на мгновение прекратился, а затем раздался уже знакомый мне визгливый голос:
- Дюк, думаешь, стоит?
- Уверен, что да.
- А вдруг он какой болезный? Подхватим лихоманку какую и сгинем – даже тризну здесь некому справить будет, - не унимался рыжий. – Ты ж видел, как он побелел, что первый снег. Истинно говорю тебе, не стоит с ним связываться…
- А, - вмешался в диалог третий голос, кажется, принадлежавший хозяину постоялого двора, - я думал, что это ваш спутник, вы же сказали…
- Все верно сказали, - перебил бас Дюка. – С нами он. Это Ашаб переживает, что тот прихворнул малость. Заразу подхватить опасается. Как дите малое, честное слово. Боится, что лекарь уколы ставить тогда возжелает.
Уколы?
Уже готовый к новым неприятностям, а потому сидевший к этому эпизоду разговора на кровати во всеоружии, а если точнее, то вооруженный моральной готовностью постоять за себя при неблагополучном раскладе, я насторожился. Что же такое получается: тут медицина дошла до инъекций? Выходит, я совсем слабо представляю, в какое время меня занесло. С другой стороны, стоило признаться себе: с чего бы мне взять, что тут именно дремучее средневековье? Вполне может быть, что…
Додумать не успел, поскольку в двери затрещал замок, а через пару мгновений она, скрипнув, распахнулась. На пороге я разглядел уже знакомых мне по обеденному залу персонажей.
Из коридора падал неровный свет каких-то светильников – с моей позиции разобрать, были ли это свечи или же масляные лампы, не представлялось возможным, - отбрасывая под ноги гостям трепещущие тени.
- Ну вот, а ты переживал, - обратился к своему другу Дюк с явным облегчением в голосе, - видишь, живой и здоровый.
- Так-то оно да… - задумчиво протянул рыжий, которого, насколько я понял из разговора, звали Ашабом. – Живой. Только здоровый ли?
Здоровяк обернулся к толстячку, пытавшемуся заглянуть в комнату из-за его широкой спины:
- Спасибо, хозяин, что приютил нашего товарища. Ты иди пока, у нас разговор будет. Надо планы по дальнейшему пути обсудить.
После этого что-то тихонько звякнуло, и мгновенно посветлевший лицом трактирщик, что было заметно даже в неверном свете допотопных светильников, очевидно, развешанных по стенам корчмы, мгновенно растворился. Только по коридору шустро прошуршали его мягкие шаги.
Глядя, как двое входят в комнату, аккуратно притворяя за собой дверь, я подтянул к животу ноги, готовясь в случае чего лягаться – неизвестно, что им нужно, но ничего хорошего ждать не приходилось. Видя мою напряженную позу, Дюк, уже направившийся, было, к кровати (Ашаб так и замер у дверей, привалившись к стене), остановился, с каким-то непонятным выражением лица изучая мою фигуру, а потом негромко рассмеялся.
- Гляди, - обратился он к спутнику, - боевой какой. Прямо как щенок ласки. Напрягся весь, подобрался. Считай, к бою готов.
Не понимаю, что именно его так развеселило, но мне его смех настроения как-то не прибавил.
- Вот что, парень, - миролюбиво выставив ладони перед собой, произнес Дюк, - ты не пугайся особо. Разговор у нас к тебе имеется.
Не пугаться, глядя на позу здоровяка, с которой равно можно как пытаться успокоить собеседника, так и готовиться схватить его, было трудновато – вон какие у него лапищи, с половину меня каждая! Боюсь, что если он ими обнимет, тут же кости мои и захрустят. И что еще за дело может быть у этих ребят ко мне? Да и с какой стати им говорить хозяину, что мы вместе, если в первый раз меня сегодня увидели? Ой, как мне подобные повороты сюжета не нравятся. Причем, я прекрасно понимал, что в моей ситуации противопоставить этой парочке было нечего. Вон, если что, у них и ножны на поясе болтаются. И не пустые, замечу, а с вполне себе ножиками. Небольшими. Сантиметров по тридцать пять, наверное. Мне хватит, коли будет на то их воля, по самые печенки.
- Раз разговор, то можно и поговорить, - медленно сообщил я свою точку зрения на текущую ситуацию, положения на своем лежбище, впрочем, не изменив.
Видимо, понимая мои опасения, Дюк прекратил приближаться, застыв могучей скалой в паре метров от кровати. С одной стороны, достаточно, чтобы паника не ударила мне в голову, а с другой, остается пространство для маневра, если вдруг решу что-нибудь выкинуть. Хотя, что я, собственно, способен предпринять? Что ж, имеет смысл выслушать эту парочку и прикинуть, насколько глубоко мои лапки завязли во всем этом непотребстве.