— Подожди, — взмолился я, — подожди.
— Мне пора.
— Мы еще увидимся?
— Нет, — сказала она. — Не думаю.
Как только ее "тойота" вырулила с парковки, я тут же позвонил своему хозяину. Он сразу снял трубку и из-за шума в помещении почти орал в телефон. Я различил визг пилы, неравномерные удары молотка; по радио какой-то ультраконсервативный миссионер вещал о конце света.
— Я готов выйти на работу.
— Кто это?
— Джеймс-младший.
— Раньше понедельника и не рассчитывай, ничего нет.
Я объяснил ему, что схожу с ума, сидя взаперти в своей квартире, но он явно не врубался.
— В чем дело? С деньгами туго? Могу тебе дать взаймы в счет будущей недели. Я, правда, не планировал переться в банк, черт, но если надо, я смотаюсь. Ты только скажи.
— Да нет, не в деньгах дело. Я...
— Ну что, плевал ты на мой совет? — прервал он меня. — Не говорил я тебе подцепить девчонку? В твоем возрасте только этим и заниматься. Я бы на твоем месте...
— Ну, хоть что-нибудь.
— Жди до понедельника, — отрубил он.
В приступе внезапного гнева я бросил трубку. Посмотрел на дырку в двери, на тарелки с едой, на покрывшийся пленкой желток яичницы, на кекс, что остался после Дарьи, — целый, если не считать аккуратного надкуса с краешку. Наступила пятница. Я ненавидел свою жизнь. Почему я так по-идиотски себя вел?
В спальне, как прежде, стояла тишина, и, зашнуровывая кроссовки, я боролся с желанием подойти к дырке и посмотреть, что Кот успел натворить за ночь. Даже представить страшно. А мне до фонаря, исчез ли он бесследно, как дурной сон, или, расширив дырку в стене, пролез к соседям и прикончил их заливистых собачонок, а может, вырвался на свободу и сбежал на корабль, чтобы вернуться в свою Африку. Мне по барабану! Одно я знал наверняка: без Дарьи и пытаться не буду его кормить. Так ему и надо, пусть сдохнет от голода и сгниет.
Я выудил джинсовую куртку из кучи одежды на полу и отправился на пляж. День выдался хмурый, холодный восточный ветер гонял песок. Я провел там несколько часов и за неимением лучшего пошел в кино, а потом купил себе бутерброд в незнакомом ресторанчике в центре города, где, по слухам, собирались студенты. Никаких студентов там не было, а сидели мужики в годах, точь-в-точь завсегдатаи "У Дэггета", вот только к ним в придачу были еще их старые бесформенные жены и орущие, чем-то недовольные дети. В четыре я уже сидел в баре, а к шести был пьян в доску.
Я намеренно избегал "У Дэггета". "Сделай перерыв, не надоедай ей дня два, не будь нюней", — приказал я сам себе, но ближе к девяти оказался у стойки и заказывал Крису виски с кока-колой. Он на меня странно посмотрел. Как все изменилось по сравнению со вчерашним днем!
— Ты уверен? — сказал он. Я попросил объяснить, что он имеет в виду. — Похоже, тебе, приятель, уже хватит.
Я вытянул шею в надежде увидеть Дарью, но различил только склоненные над столиками спины посетителей.
— Наливай давай.
Нудно играла музыка, мертвая, допотопная, никому не интересная, включая завсегдатаев. Играла не переставая. Крис поставил передо мной стакан, я поднес его к губам и спросил, где Дарья.
— Она отпросилась пораньше, сказала, что устала. Сегодня не так много народа.
Я почувствовал укол разочарования, ревности, ненависти.
— Телефон ее не дашь?
Крис наградил меня подозрительным взглядом; вид у него был такой, будто он знал больше меня.
— Хочешь сказать, она тебе не оставила своего номера?
— Нет. Мне и в голову... Она была у меня...
— Мы не имеем права разглашать конфиденциальную информацию.
— Даже мне? Говорю же тебе, вчера она была у меня. Мне надо с ней срочно поговорить, это касается Кота. Сам знаешь, она на него запала.
— Прости, мне очень жаль...
— Жаль? Иди ты на хрен! Жаль ему...
— Знаешь что, приятель...
— У меня есть имя, меня зовут Младший.
Он наклонился над стойкой, упершись обеими руками в столешницу, и тихо-тихо сказал:
— Вали отсюда.
Опять зарядил дождь. Пока я шел домой, он барабанил по листьям со все нарастающей силой. По бульвару мчались машины, лужи расступались у них под колесами с громким шуршанием — казалось, на улице рвут бумагу, а за машинами неслись облака водяной пыли. Фонари горели тускло. Улица опустела. Поднявшись в горку к своему дому, я нашел под навесом свой "мустанг", забрался в машину и, хотя, наученный горьким опытом отца, никогда не садился за руль под градусом, поехал на стройку. Все это я проделал в ясном сознании — думаю, в другой ситуации такая ясность мысли меня бы сильно напугала. На стройплощадке была алюминиевая лестница; я представил, как она лежит у стены на земле, и не выпускал этот образ из головы, пока не прибыл на место, вытащил ее из грязи и привязал к крыше машины. Она была мне нужна отнюдь не для малярных работ.