Беллетор нехотя кивнул и повернулся к центурионам легиона. Все до единого они в молчаливом удивлении наблюдали за драмой, что развертывалась у них на глазах.
– Оставьте нас.
Офицеры встали и направились к двери, в которую недавно вошли тунгрийцы. После короткого замешательства двое гражданских последовали за ними. Юлий, выходивший из комнаты последним, закрыл за собой массивную дубовую дверь. Увидев плотный занавес, явно висевший здесь неспроста, он задернул им двери.
– Насколько я понимаю, ты здесь старший офицер? – послышался у него за спиной чей-то голос.
Обернувшись, Юлий увидел того, кто произнес эти слова – седого, широкоплечего мужчину. Лицо его от правой брови вниз по щеке и по губам до самого подбородка пересекал шрам. Юлий приготовился к потоку ругательств, и даже Дубн с Марком Трибулом невольно изменили осанку, подсознательно готовясь к бою. Предвосхищая любой неприемлемый довод, говоривший поднял брови и всплеснул большими руками, однако, как заметил Марк, отступать не стал.
– Нет, вам нет оснований нас опасаться. Мы все здесь на одной стороне. Я – Сергий, старший центурион седьмой когорты. – Он протянул руку, и Юлий, не колеблясь, пожал ее. – То, что происходит там, касается лишь их двоих, а затем и вообще будет забыто. Нам этого лучше не слышать, верно?
Юлий кивнул, чувствуя внезапную симпатию к собеседнику, хотя и досадуя слегка, что им так и не довелось поспорить.
– Я – Юлий, центурион первой тунгрийской когорты ауксилариев, а это Дубн и Корв. Наш примипил ожидает у западных ворот с остальными людьми. Скажи, сможем мы устроиться на ночлег до наступления темноты?
В отсутствие подчиненных Домиций Беллетор тотчас же перешел в наступление. Ткнув пальцем в лицо Скавра, он выплеснул в него поток желчи.
– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне в присутствии моих офицеров?
Его собеседник лишь улыбнулся такой вспышке гнева и покачал головой:
– Ты сам этому поспособствовал, товарищ. Пара спокойных вопросов прояснила бы наши с тобой отношения, развеяв все твои заблуждения на этот счет. Ты же принялся надувать щеки. Впрочем, давай оставим в стороне твою неспособность задавать вопросы…
– Скоро это дойдет до моего легата! Я буду вынужден…
Побледнев от ярости, Скавр шагнул вперед. Лица обоих трибунов оказались всего в дюйме друг от друга. Беллетор машинально отпрянул назад.
– Зря ты это сказал, трибун! Любые недоразумения мы должны решать между собой, без посторонних. Так что выброси из головы саму мысль о том, чтобы натравить на меня легата, потому что я здесь, а он – нет! Я и раньше имел дело с офицерами вроде тебя и давно пришел к выводу, что позволять таким офицерам тешить свое самолюбие – опасно. Правильнее всего – быстро поставить их на место. Прошло то время, Домиций Беллетор, когда бездарь сенаторского звания мог помыкать ветеранами, полевыми командирами из сословия всадников. Насколько я понимаю, в этом крошечном уголке империи, возможно, такого никогда и не было.
Скавр взял со стола свиток.
– Во-первых, трибун, в приказе, полученном мною от самого наместника, прямо сказано, что я имею полное право действовать независимо от любого другого командования. Во-вторых, трибун, следует признать, что людей у тебя вполовину меньше, чем у меня, и тебе вверено командование седьмой когортой, обычно одной из самых слабых в любом легионе. Предполагаю, твое войско состоит из зеленых новобранцев и юнцов, обучавшихся не больше года. И в-третьих, трибун, извини меня за прямоту, но, насколько я могу судить о твоих успехах и достижениях, они у тебя в этом городе более чем скромные. Менее чем в десяти милях от стен этого города на моих офицеров напал десяток разбойников, и никто из них не проявил страха перед нашей военной формой, а ведь я ожидал, что один вид римских воинов их устрашит. Как было бы, неси твои солдаты дозорную службу с надлежащим усердием. Две мои когорты закалены в боях с мятежными варварами на землях Британии, и я не намерен тратить понапрасну их силы на то, чтобы они сидели здесь и теряли боевые навыки под твоим командованием.