Но вот засвистела птица, усевшись неподалёку, и ей ответила другая. То были желтогрудые птицы-кочевники, прозванные так за то, что сопровождают людей в пути. Рассевшись на бычьих рогах и спинах, они ловят мошек, и пьют с быками на привале, и кричат протяжно и тонко, выводя в конце «чок-чок» — издалека слышны их голоса. Бывало, Нуру угадывала, что едут торговцы, по этому свисту.
Она подняла голову, и птицы смолкли, упорхнули. Поднявшись на ноги, Нуру проследила, куда, и увидела дорогу невдалеке и крытую повозку, запряжённую парой быков. Мгновение она постояла, прижимая ладонь к забившемуся сердцу, и с хриплым криком бросилась наперерез, оскальзываясь на песке. Падала, но опять поднималась и бежала, размахивая руками.
Возница остановил быков, увидев её, и Нуру застыла, лишь теперь разглядев его лицо.
— Нет, нет! — прошептала она, попятилась, развернулась и кинулась обратно. Трое, спрыгнув на песок, заспешили за ней.
Добежав до Сафира почти без сил, Нуру сжалась, пытаясь укрыться за его спиной. Нож был потерян в ущелье, и она раздирала поджившие раны ногтями, тёрла окровавленную руку о камень.
— Проснись, молю, проснись! — повторяла она. — Там Хепури, он нашёл меня, он заберёт меня — почему я раньше не умерла! Всё зря… Проснись!
Но Сафир сидел не шевелясь, а трое уже были здесь, босые мужчины в светлых одеждах, с головами, укрытыми белой тканью.
— Ишь ты, не зря тащились, — присвистнул один из них, невысокий, худой и тёмный, весь будто высушенный солнцем. Усмехнулся тонкими губами, и жёсткие заострённые уши шевельнулись.
Второй, человек средних лет, рослый, с грубым лицом, встал за его плечом, сложив руки на груди. Третий, помоложе и крепкий, шагнул к Нуру и отвесил такую пощёчину, что она упала.
— Ндани! — простонала она, протягивая руки в мольбе. — Брат мой, пожалей, не отдавай меня ему!
— Умолкни! Ты опозорила нас…
— Оставь её, мальчишка. Лучше посмотри, что за находка — каменный человек! Представь, сколько золота за него дадут.
— Он мой! — вскричала Нуру и поползла, стараясь преградить мужчинам путь. — Я давно его нашла, он мой, не смейте его трогать!
Её отшвырнули ногой, и пока она кашляла на песке, Сафира осмотрели со всех сторон.
— Он мой… — повторила Нуру и поднялась, шатаясь.
— Не лезь, — зло сказал её брат. — Если ты знала о нём раньше, почему молчала? Мы могли продать его и зажить. Не гнули бы спину, может, и мать бы не болела!
— Он мой друг. Друзей не продают!
— Всех продают, девочка, — нехорошо усмехнулся остроухий. — Друзей, детей, сестёр. Я заплатил за тебя, а ты сбежала — ох, как плохо. Я не за то платил, чтобы надо мной смеялись, и не за то, чтобы тратить день, идя по твоему следу. Мне обещали, ты будешь покорна, а теперь все знают, что от Хепури сбежала жена.
Ндани занёс кулак, но торговец поднял руку, остановил его.
— Ничего, — сказал он. — Я продам каменного человека, и это золото меня утешит.
— Моя сестра нашла его первой, — нахмурился Ндани. — По праву он наш.
— А что, разве у тебя есть телега? Как ты его довезёшь? Всё равно просил бы меня или кого-то ещё, и пришлось бы делиться. Мы разделим на троих — каждому хватит.
Голос торговца стал мягким и вкрадчивым.
— Я не стану мстить за нанесённую обиду, и можешь не возвращать мне коз, которых я дал за твою сестру, и зерно, и серебро — всё оставь себе. И заботы о том, как доставить этот груз в Сердце Земель, я возьму на себя. Уговор?
— Уговор, — кивнул Ндани. — А её ты получишь, только сперва я вобью в неё покорность.
Он сжал кулак, и Нуру отшатнулась, но Хепури опять вмешался.
— На что мне та, которую придётся держать на цепи? С этим золотом я найду себе другую, посговорчивее.
— Её жизнь твоя, — сказал Ндани и отошёл.
Нуру, которая ещё недавно боялась брата, теперь, вскрикнув испуганно, потянулась к нему, но он только сплюнул.
Хепури подошёл медленно, взял подбородок Нуру цепкими пальцами, заставил поднять голову и посмотрел, прищурясь. Она застыла не дыша и на миг зажмурилась, но потом решила смотреть ему в глаза. Время растянулось на целую вечность, и в этой вечности был шёпот песка и сухой травы, мычание быков от дороги, треск ящериц и птичий свист. А Хепури только смотрел, пока Нуру не задрожала и не стала давиться собственным дыханием.
— Убивать её я не стану, — оскалясь, сказал он тогда. — Сделаем так: Шаба отвезёт её в Таону и продаст в дом забав. Эти синие глаза — редкость даже для Жёлтого берега, и она нетронута. За такую дадут три золотых пальца, по одному на каждого.
— Да будет так, — сказал Ндани.