Уту с ненавистью поглядел на каменного человека. Когда он не смог его пробудить, эти жалкие люди, воины Бахари, засомневались. Теперь они не вступили в битву, а стояли в стороне. Всё-таки нужно было заставить их прыгнуть в пропасть, всех до одного.
— Уту! — раздался крик Йовы. — Уту, я хранил тебе верность всю жизнь, я делал всё… Помоги нам! Или ты и впрямь не бог?
Кочевники тоже оказались слабы. Даже их женщины не молили о помощи! Но Уту не мог допустить поражения.
Обернувшись к работникам, он взял одного за плечо. Тот поднял взгляд, недоумевающий, полный слёз — маленький старый человек с морщинистой шеей. Дряблая плоть под зубами — не такое уж удовольствие. Уту вырвал кусок, сплюнул, и, крепко сжимая плечи работника, припал к ране. Он насытился болью и страхом, прежде чем человек умер, и кровь опьянила его, ударила в голову. Теперь ему было всё равно, откуда пить. Кровь звала, и сила наполнила тело. Ещё одного он разодрал когтями и приник к его животу, пока человек бился на земле. Кровь звала. Он слышал только этот зов, а людских криков не слышал.
Последнего он просто убил. Рука вошла под рёбра, отыскала сердце, и всё это время Уту смотрел человеку в глаза. Он медлил, как только мог. Сердце так сладко билось в ладони.
Он сжал пальцы и оттолкнул человека. Дальше медлить было нельзя.
Уту развернулся к битве и скачками понёсся с холма — и псы, почуяв его, заскулили и бросились прочь.
На другой стороне ущелья Поно, раскрыв от волнения рот, следил за сражением. Сперва ему казалось, мореходам не на что надеяться. Должно быть, они не слышали, что кочевники непобедимы, что стрелы их отравлены и всегда разят точно в цель. Их застали врасплох, но они почти сразу и опомнились.
Люди смешались, и Поно видел почти одних только кочевников с их причёсками, похожими на мотки верёвок, с их рубахами, не закрывающими грудь — или вовсе без рубах, с чёрными рисунками у сердца и на спине. Кочевников с изогнутыми, точно перья, мечами, было много — больше, чем мореходов; и они обступили мореходов и поглотили их. И когда женщины бежали через ущелье, Поно почти уверился, что они спешат навстречу смерти. Хотя он никому бы в том не признался, ему захотелось повернуть и броситься прочь, но это длилось лишь миг. Он бы не унизил себя бегством.
Потом он увидел Чёрного Коготка. Тот пробивался вперёд, возвышаясь над всеми, и там, где он проходил, оставалась пустота. Из тех, кто осмелился заступить ему путь, не выстоял ни один. Лишь однажды Поно увидел — и сердце его упало, — как голова с тёмной гривой волос исчезла из виду. Но Чёрный Коготок почти сразу поднялся. Из груди Поно вырвался радостный крик.
Теперь уже было видно, что мореходы одерживают верх. Они теснили кочевников всё дальше, прочь от ущелья, и Поно подумал о том, не побежать ли ему туда, найти себе меч и поразить хоть одного врага, чтобы было о чём рассказать и чем гордиться.
В этот миг что-то ворвалось в битву — не понять, человек или зверь, потому что бежал он на четырёх ногах, а потом, распрямившись, прыгнул, — и это создание двигалось быстрее любого из воинов. Мечи не причиняли ему вреда, а может, не успевали его коснуться, и мореходы падали, а уцелевшие отступали. Они сбились вместе, плечо к плечу, спина к спине, и слышен был крик Чёрного Коготка, и что-то кричали женщины. Заглушая их голоса, кочевники с победным рёвом бросились вперёд.
Кто-то из них заметил людей по ту сторону ущелья. Переход больше никто не охранял.
— На землю! — закричал толкователь, бросаясь к Светлоликому. — На землю!
Они успели. Упали на каменистую землю раньше, чем оказались в пределах досягаемости стрел, и кочевники даже не стали их тратить. Но двое спешили сюда, вот-вот пересекут провал.
— Отползайте по склону, — велел толкователь. — Уходите!
Он поднялся, решительный маленький человек, и вышел вперёд, закрывая их собой. Расставил ноги, чтобы стоять твёрже, и вскинул меч неловким движением.
Они не отступили, ни один. Даже не попытались. Они бы и не успели.
Кочевник налетел, и толкователь с трудом отбил замах. Его сил едва хватило, чтобы выдержать первый удар. Он даже застонал, и выпрямиться не успел — быстрый кривой меч вспорол на нём рубаху от груди до плеча, и толкователь, пошатнувшись, упал на спину.
Копья девушек ударили кочевника в грудь. Тупые, слабые копья, сделанные наспех — может, только проткнули кожу, и всё. Усмехнувшись, кочевник сделал шаг, упираясь в острия, и девушки, все четыре, попятились, тщетно пытаясь его удержать. Захрустело дерево. Блеснул клинок в поднятой руке.
Поно как лежал, так и бросился вперёд, обдирая колени и локти. Схватил меч, выпавший из руки толкователя, и лишь тогда поднялся и ткнул кочевника в бок. Ему показалось, лезвие даже не задело кожу, так легко оно скользнуло вдоль живота — но кочевник захрипел, и в тот же миг девушки с яростным криком шагнули вперёд и заставили его отступить и упасть. Их копья взлетели и опустились, и снова взлетели.