— Подожди… — Симон поднял руку, останавливая учителя. Но он не смог ничего проговорил и только повторил: — Подожди.
— Можешь обдумать это. Недолго. Идем, дела не ждут.
Они осторожно следовали за вампиром, Герхард сдерживал шаг, придерживая ученика. Кружить пришлось долго, до самого заката. Трущобы не освещались в ночное время, и достаточно быстро видимость ограничилась полудюжиной шагов. Симон понял, что окончательно заблудился и вряд ли смог бы с первой попытки выйти в знакомые районы.
— Слушай! — шепотом приказал Герхард, когда вампир резко вырвался вперед.
Эйбенхост застыл, попытался услышать, что происходит впереди. Но ночные трущобы издавали достаточно звуков, чтобы заглушить все, что происходило дальше по улице. В какой-то момент ему послышались звуки борьбы, даже отзвуки, но это можно было списать на воображение.
Симон не знал, сколько они простояли, ожидая вампира и вздрагивая от каждого слишком громкого звука. Ему показалось, что они оставались на месте не меньше получаса. Наконец Герхард, который явно что-то заметил или услышал, тронул ученика за рукав и коротко махнул рукой.
— Идем. Молчи, ничего не трогай, если увидишь кого-нибудь — сразу даешь мне знать, и мы уходим. Быстро, но не бежим.
Охотник шел первым, ученик следом за ним. Через пару минут Симон увидел светлое пятно рядом со сточной канавой. Присмотревшись, он понял, что это человек. Женщина в сером платье, лежавшая лицом вниз. Неподалеку было брошено пустое деревянное ведро. Герхард присел рядом с ней на корточки, отвел растрепанные светлые волосы с шеи, обнажая несколько узких неглубоких порезов. Потом осторожно перевернул ее. Симон заметил еще несколько порезов на запястьях.
Герхард прижал два пальца к шее женщины, проверяя пульс. Кивнув, он поднял голову к ученику.
— Пустил кровь заточенной монетой. Смотри на нее, друг мой Симон. Смотри и запоминай. Каждую черту лица, представь, как она будет выглядеть при свете, или в другой одежде, или не вымазанная кровью. Ты должен будешь узнать ее через день, через неделю, через месяц.
Охотник повозился, доставая спички, со второй-третьей попытки зажег первую. Симон поморщился от резкого запаха серы. Он послушно наклонился, рассматривая жертву вампира. Она оказалась значительно моложе, чем казалось на первый взгляд. Грязь, тяжелая работа и пережитое нападение сильно старили ее. Симон вглядывался в лицо, запоминая вздернутый курносый нос, небольшой шрам над правой бровью, скол на переднем зубе.
Симон побоялся признаваться учителю, что плохо запоминал лица. Вместо этого он постарался удержать в памяти каждую мелочь. Герхард дал ему ровно столько времени, сколько требуется, чтобы прогорели три спички.
— А теперь пойдем, пока нас никто не увидел.
Когда они уходили, Симон несколько раз оглядывался. Сначала пытался убедить себя, что просто хотел лишний раз посмотреть на нее, лучше запомнить. Но потом все же признался, что чувствовал неправильность происходящего, они не должны были бросать девушку посреди улицы. С другой стороны, Симон не понимал, что действительно полезного можно было предпринять. Звать на помощь было глупо, до бесплатных госпиталей братьев-альфонцев для бедняков слишком далеко.
Вопреки ожиданию, Герхард не отпустил ученика домой. Вместо этого они направились прочь из района нового порта, в более приличную часть города. После недолгих блужданий охотник вывел Симона к двухэтажному каменному зданию с белеными стенами, указал на почти не различимую в темноте вывеску.
— Предлагаю поговорить здесь. Вполне приличный кабак.
Место действительно оказалось хорошим, Симону редко доводилось бывать в подобных. Почти никогда, если подумать. Дверь оказалась закрыта, но отворилась по первому стуку. Судя по всему, Герхарда здесь знали и после короткого разговора с распорядителем охотники прошли за слугой в небольшой эркер.
Шрайбер молчал, пока вернувшийся слуга не поставил перед ними две кружки темного пива с пышной пенной шапкой. Герхард пододвинул одну кружку ученику, а сам же снял с пояса кошель, развязал стягивающий шнур и начал доставать из него деньги, монету за монетой. И не останавливался, пока не выстроил на столе три столбика равной величины.
— Это твоя доля за прошлого вампира. Тридцать марок серебром.
Симон сглотнул, разочарованно глядя выставленные перед ним деньги. Местами потемневшие, неровно обрубленные, затертые, на них можно было различить профили трех разных королей. Слушая предложение дяди Абеля, он представлял себе блестящие серебряные монеты, идеально круглые, одна к одной.