Басир чуть улыбнулся, хотя не знал, чего больше испытывает: снисхождения или усталости. То, как девчонка говорила «владыка», значило больше, чем в иных устах означает слово «бог». Как могла она теми же звуками, что и прочие люди, передать совсем иной смысл? С тех самых пор, как Юсуф ибн-Айюб встал между ней и смертью, Элиана превратилась в его рабу, в его, а не Басира, хоть и видела своего повелителя лишь издалека и редко.
– Завтра. Сегодня его отвлекают другие гости.
Элиана нервно вздохнула. Как и всем молодым, ей казалось, что седые старики попусту тратят время из-за своей медлительности. Но спорить она не посмела и отправилась на свою постилку. С недавних пор она спала за ширмой, отделяющей для нее в шатре угол. Девушка уже разделась и легла под простыню – щедрый подарок господина в честь очередной победы армии Ширкуха, когда услышала слова Басира:
– Ты славно потрудилась.
Элиана улыбнулась. Это означало: «Я доволен тобой», и она засыпала счастливой.
Наутро девушка проснулась до того, как поднялся хозяин. Она позаботилась о его завтраке, подготовила одежду и воду для умывания. К тому моменту, как Басир открыл глаза, Элиана была одета в свой лучший наряд: шальвары[8] и изумрудного цвета кафтан до пола с прорезями по бокам. Никогда прежде она не доставала их из сундука, хранила этот дорогой дар, сделанный Басиром в особо благожелательном расположении духа после казни лживого визиря Шавира. На голову она повязала чалму, но лицо не прикрывала, поскольку рабыне, а к тому же иной веры, не престало притворяться честной мусульманкой.
– Куда ты так нарядилась? – пробурчал Басир, хотя за его недовольством скрывалось любопытство и удивление.
Он привык видеть свою рабыню в обносках да платках, прячущих кудри, а теперь она стояла перед ним, зардевшаяся, точно юная роза, и такая же прекрасная. Но даже ее невинное лицо имело изъян по вине породы: слишком четкие губы говорили о сластолюбии, слишком пышные ресницы делали ее взгляд томным. Она еще невинна и чиста, а является олицетворением порока. Басир нахмурился, и тем напугал Эмилию, не знавшую, о чем он думал.
– Прошу тебя, господин, – она опустилась на колени, – возьми меня с собой…
– Нет! – воскликнул он, не дослушав.
– Я буду тихой, как мышь, – лепетала она, ломая руки, – ни слова, ни взгляда…
– Сказано тебе: нет!
– Позволь хоть постоять рядом с шатром, хоть услышать его голос.
Басир в гневе поднялся, едва не опрокинув стол. Блюда жалобно звякнули, нож слетел на пол.
– Ты, верно, плохо слышишь или забыла, кто тебе говорит. Я твой хозяин, а не отец, которого слезами можно разжалобить.
Он помнил, что семья Элианы была убита, и позже, конечно, пожалел о сказанном, но не в тот момент.
Глаза девушки лишь на миг прищурились, она смиренно опустила голову и произнесла:
– Простите, господин. У меня было столько хозяев, что тяжело вспомнить родного отца.
– Да как ты!.. – Басир замахнулся, но опустил руку, в ярости сжимая кулак. – Я повелел: сидеть тебе тут и дожидаться меня. А ослушаешься, так пожалеешь.
С этими словами он ушел, не завершив трапезу.
Элиана со злостью сбросила с головы чалму. Подумав немного, она быстро разделась, надела на себя привычные обноски и выскочила из шатра.
Не привлекая внимания, она пробиралась вперед. За последние годы к ней привыкли, да и никто особо не присматривался к рабам, но возле шатра, где находился Юсуф ибн-Айюб, выстроилась охрана, мимо которой так запросто не проскочить. Шум поднимут, если не прогонят, а тогда уже точно хозяин Басир забудет о своей доброте.
– А, сбежавшая еврейка!
Элиана, наблюдавшая за охраной с безопасного расстояния, вздрогнула от неожиданности. К ней направлялся молодой воин, которого она не сразу узнала, но стоило ему приблизиться, как события минувшей ночи восстановились в памяти. Этот лучник пытался заступиться за нее.
– Похоже, хозяин не слишком усердствовал в твоем наказании, – он насмешливо поднял бровь.
– Мой господин мудр и милосерден, – ответила Элиана, рассматривая лицо воина. Он держался отстраненно и нарочито выпрямил спину, чтобы казаться выше и как бы свысока смотреть на нее, но в его глазах она не видела враждебности. – Как тебя зовут, воин, чтобы я знала, кого благодарить о заступничестве?
– Я не заступался, – мгновенно ощетинился он, – только хотел уважить закон.
Подумав, он добавил:
– Мое имя Закария ибн-Дауд.
Элиана поклонилась, позволив себе мягкую улыбку. Она заметила, что воин смущен, а смущенный мужчина уязвим.
– Могу ли я рассчитывать на милость господина, что помог мне однажды?