Сейчас он мог как следует разглядеть человека, которого впервые увидел этой ночью на бровке, у входа в землянку: огромного роста, немолод, лицо в шрамах. Сломанная и неровно сросшаяся переносица придавала ему грубое выражение.
Генерал велел пленному снять шинель. На темно-зеленом мундире блеснула высшая награда гитлеровской армии — железный крест.
— За что? — спросил комдив.
— За Варшаву, — ответил немец.
Рядом с крестом болталась на цепочке маленькая серебряная рукавичка.
— А это? — поинтересовался генерал.
— Я чемпион Пруссии по боксу.
— Вот так птица, — улыбнулся комдив и начал допрос.
«Язык» отвечал с готовностью. Его подвели к карте Шлиссельбурга, и он замолчал только потому, что не сразу сориентировался. Он назвал номера батальонов, показал, где они расположены.
Пленный выкладывал все, что знал. Под конец он попросил разрешения обратиться к генералу:
— Как поступят со мною?
Все еще углубленный в изучение карты, генерал ответил:
— Врач осмотрит, не очень ли повредили вас наши молодцы. Учтивости не обучены. Могли очень просто и кости поломать.
— А потом?
— Еще один допрос.
— О, я о другом.
Комдив подкидывал на ладони разлапистый железный крест и, должно быть, удивлялся, как мало он весит.
— Война для вас закончена, чемпион.
— А жизнь? Жизнь?
Пленный почти выкрикнул эти слова. Его можно было по-человечески пожалеть, измученного страхом, потрясенного тем, что пришлось пережить за одну эту ночь. Он ждет пощады. А дети Варшавы не взывали к жалости? Они не просили пощады?
Комдив встал и, тяжело ступая, ушел к себе.
Иринушкин повел «языка» в палатку к санитарам. День был солнечный. Искрились снежинки.
Пленный волочил ногу. Но он знал, что будет жить, и от возбуждения стал болтлив. Он оглядывался на солдата, шедшего сзади с автоматом, молодого русского солдата, который совсем неплохо знает его родной язык. Оглядывался и говорил, говорил.
У входа в палатку они повстречали Куклина. Разведчик держал на весу распухшую, забинтованную руку. Он исподлобья посмотрел на гитлеровца и сказал:
— Еще кусается, стервец.
А Володе подмигнул:
— Вот мы с тобой и побывали в городе Шлиссельбурге. И хорошо, и порядок.
Г Л А В А XXVI
ПОД НОВЫЙ ГОД
Крепость ежедневно дралась с врагом. После того как наши разведчики утащили часового, немцы опять с досады подогнали бронепоезд и засыпали остров снарядами.
Но такие налеты уже ни на кого не производили большого впечатления. Кажется, фашисты сами поняли бесполезность огневого нажима на крепость, в которой стены и люди, думалось, сотворены из одного материала — несокрушимого гранита.
Фашисты поутихли. Поутихли — это значит, что остров подвергался обстрелу в «положенные часы» — на рассвете, после полудня и перед ужином.
Но теперь противник стал ярче освещать крепость, забрасывал в небо огненный шар, и он долго горел, рассыпая искры.
Репродукторы Орешка по утрам передавали сводки Совинформбюро. Они передавались для жителей Шлиссельбурга — пусть знают, что час освобождения близок.
На юге страны, в междуречье Волги и Дона, гибли немецкие армии. Добрые русские степи, в мирные годы известные своим плодородием, своей пшеницей, становились могилой для врага.
Отборные фашистские дивизии были окружены под Сталинградом. Они обречены.
Вести с юга согревали сердца советских людей и здесь, в Приладожье. Солдаты говорили: «Должны и мы двинуться. Будет и нам приказ».
Невская оперативная группа войск, сокращенно ее называли НОГ, вела бои местного значения.
По ночам в лесах передвигались полки. В штабах появились новенькие, хрусткие карты левобережья, Синявинских торфяников, Мгинского рубежа.
Над Невою кружили самолеты-разведчики.
Порознь это были не очень заметные факты фронтовой жизни. Но они не ускользали от внимания солдат.
Ефрейтор Калинин говорил так:
— Весна, к примеру, приходит по уставу, скрытно. На дворе морозы трещат, а смотришь, на снегу корочка звякнула, на елке иглы ледком обнесло, птаха запела. Пройдет месяц, другой, глядишь, реки тронулись, земля развернулась, дышит, семян ждет… С малого начинается весна, а попробуй останови ее…
Ефрейтор Калинин, ездивший в Шереметевку, однажды возвратился, обрадованный нечаянной встречей с приятелем.