Мундир на плечах Родиона треснул по швам. Немой сбросил его, остался в рубахе.
Эту стычку на крепостной стене видели сотни солдат и на лестницах, и на каменистом берегу острова. Из края в край прокатился торжествующий клич.
Немой отбивался от наседавших шведов. Его теснили к кромке стены. Следующий шаг — над пропастью.
Но на стене уже Щепотев. А вот — и Голицын с Бухвостовым. Шведы бросаются к ним.
Что же происходило в пылающем Нотебурге?
Полковник Густав Вильгельм Шлиппенбах был опытным военным, поседевшим во многих битвах. Гарнизон крепости он расставил так, чтобы каждый вершок стены держать под защитным огнем.
Основные отряды, которыми командовали майоры Леон и Шарпантье, оборонялись в башнях, каждая из которых сильно выдвинута вперед. Эти же отряды обстреливали подступы к куртинам. Все остальные дрались на стенах. Латники были использованы только в первые часы штурма. Сталью своих панцирей они как бы наращивали боевые зубцы.
Три пролома, сделанные в стене петровскими пушками, были невелики и никак не могли стать открытыми воротами в крепость.
Шлиппенбах надеялся вполне подтвердить неприступность Нотебурга. Но то, что произошло, оказалось несравнимым ни с одной из осад, известных полковнику.
В развернувшемся приступе было мало от военного искусства. Полковника поразили непрерывность и упорство, а больше всего — «чисто варварское», как он считал, презрение русских к смерти.
В Нотебурге, в общем, все шло отлично. Шведские солдаты были храбры и исполнительны. Офицеры аккуратно присылали рапорты в кабинет коменданта — огромное помещение с узкими стрельчатыми окнами, прорубленными в толстых стенах.
Но вдруг все изменилось. Полковник не мог определить, когда наступил перелом. С тех ли минут, как русские пробились на верхушку стен? Или после того, как в крепости взорвался «огненный шар»? Это было не ядро и не обычный каркас, к которым шведы привыкли. Пламя мгновенно охватило деревянные постройки. Оно неудержимо приближалось к пороховым погребам.
Пожар, не сравнимый с тем, что уже пришлось пережить шведскому гарнизону, разрастался. В эти часы у Нотебурга оказалось два врага. Один по штурмовым лестницам лез на стены. Другой бушевал внутри крепости.
Полковнику Шлиппенбаху пришлось часть своих солдат, находившихся в башнях, занять тушением пожара.
Русские же шли на приступ волнами, непрестанно чередуясь и отступая, чтобы нахлынуть вновь. Всё новые солдаты бросались на крепость. Их не счесть. И они неустрашимы.
Только отбит один приступ, как уже доносится нарастающий топот следующей атаки.
Самый тяжелый штурм начался после того, как шведам показалось, что противник отброшен и силы его истощены. Шведы удерживали бреши. Но это уже не имело значения, коль скоро русские хозяйничают на стенах.
У Шлиппенбаха остались в резерве всего четыре человека — его ординарцы. Он послал их в бой. Наконец, наступило время, когда на требование помощи ему нечем было ответить.
С непокрытой головою, седоволосый, с лицом в морщинах и шрамах, он сам поднялся в башню. Его рыцарские понятия о воинском долге делали несовместимой жизнь с поражением. Но даже в этом, в честной солдатской смерти отказала ему судьба.
Решимость и силы защитников Нотебурга иссякали. Майор Леон оставил свой отряд, чтобы разыскать коменданта. Леон доказывал ему, что исход боя уже решен. Он настаивал, чтобы бесполезное сопротивление было прекращено и крепость сдана. К этому требованию присоединились все офицеры.
Шлиппенбаху ничего не оставалось, как вызвать горнистов и барабанщиков.
Над все еще не затихавшим сражением, над почерневшими от крови и дыма стенами, прозвучали протяжные звуки «шамада» — сигнала сдачи.
Нотебург молил о пощаде.
Скупы строки воинской реляции:
«Неприятель от множества нашей мушкетной, так же и пушечной стрельбы в те 13 часов толь утомлен, и видя последнюю отвагу, тот час ударил шамад и принужден был к договору склониться». Нотебург сдался русским войскам 11 октября. Договор был заключен на следующий день. Уважая храбрость противника, победители не захотели его унижения.
Пока армия приводила себя в порядок, опоминалась после нечеловеческого напряжения битвы и помогала раненым, два хитрющих старика, Борис Петрович Шереметев и Густав Вильгельм Шлиппенбах, обменялись отменно учтивыми посланиями.