— Вы всё сказали, Джонни? Что вам известно о женщинах? Что вы знаете о себе? Мне кажется, вы неплохо смотритесь. Вы молоды и свежи…
— Свеж?…
— Мой английский далек от совершенства. Я имею в виду, чисты, молоды, с открытым лицом, не лишены естественности. Именно такими представляются американцы иностранкам, а это весьма занятно. Я родом из Европы, Джонни, и могу вас заверить, подобных качеств у европейских мужчин вы не найдете.
Вам не больше тридцати двух — тридцати трех.
— Тридцать пять.
— Хорошо, тридцать пять, но годы не отразились на вашем юношеском облике. Вы чрезвычайно привлекательны. По крайней мере, для меня.
— Ключ, тем не менее, ещё привлекательней, — заметил я.
— Почему мы всё время говорим о ключе, Джонни?
— Потому что именно он вас интересует.
— Нет, меня интересуете вы.
Мы медленно прогуливались по Второй авеню, наслаждаясь нежным теплом мартовского солнца. Трудно сказать, какую цель преследовала она, я же думал только о том, как бы растянуть прогулку. Не знаю, какие ещё удовольствия или неприятности мог принести мне ключ, радость пятнадцатиминутного общения с ней я уже получил.
— Что всем дался этот проклятый ключ? Вы не можете открыть без него сейф?
— Опять вы о ключе, Джонни.
— Я вел нормальную жизнь, пока совершенно чужой человек не подбросил мне ключ. У меня не было проблем. Конечно, сложности случались, но в целом был полный порядок.
— Вы уверены, Джонни?
— Уверен. Но со вчерашнего дня из-за ключа у меня одно беспокойство.
— И я, Джонни.
— Да… и вы, потому что, как и все прочие, с кем мне довелось разговаривать, вы готовы на всё ради ключа.
— Нет! — Остановившись, она посмотрела мне прямо в глаза. — Вы несправедливы ко мне, Джонни. Это недостойно вас. Мне не нужен ключ. Я имею в виду — мне лично. Да, я согласилась, я обещала поговорить с мистером Кэмбером…
— В том-то и дело! — воскликнул я. — Откуда вам известно мое имя?
— Мне показали человека. Я должна была ждать его на кольце автобуса, выяснить, кто он, поговорить с ним. Я последовала за вами, и лифтер, крохотный человечек, сказал, что вас зовут Джон Кэмбер. Я должна была убедить вас, что ключ очень важен. Не для меня — для других. Вы не верите мне?
Мне хотелось верить ей. Я не мог бы смириться с фактом, что она лжет. Смотреть ей в глаза и думать о ней как о лгунье было немыслимо.
— Я искала ключ, — сказала она, — а нашла мужчину.
Я покачал головой:
— Мне надо знать, что это за ключ.
— Вы собираетесь говорить о ключе всё время, пока не выясните всех деталей? Хорошо. Вы можете довериться мне, Джонни?
Поразмыслив, я кивнул.
— Тогда поедем со мной. У вас будет возможность побеседовать с человеком, которому известно о ключе все. Проблема для вас станет окончательно ясной, вопросов не останется. Но поверьте, Джонни, существуют более важные вещи.
— Какие?
— Я. Вы.
— Куда мы поедем?
— Вы доверяете мне? Мы возьмем такси и будем в нужном месте через несколько минут. Ну так как, Джонни, едем? Прошу вас…
— Хорошо, — сказал я. — Едем.
В такси она сказала:
— Джонни, я хочу, чтобы вы знали — я замужем. Я тупо посмотрел на нее.
— Вы тоже женаты, Джонни. Люди женятся и выходят замуж по разным причинам. Вы для меня незнакомец, вы такой, каким вас сделала Америка. Я же продукт воспитания моей страны. Вы мне нравитесь таким, какой вы есть, Джонни. Скажите, нравлюсь ли я вам такой, какая я есть?
Я мог бы ответить, что не знаю, какая она в действительности, и о себе мне тоже чрезвычайно мало известно. Но я ничего не сказал. Только кивнул.
— Вы встретитесь с моим мужем.
— Когда?
— Через несколько минут. Он дипломат, Джонни. Он очень умный, блестящий человек. Здесь, в Нью-Йорке, он генеральный консул, представляющий мою страну. Ему следовало бы занимать куда более высокое положение. Я говорю так не потому, что люблю его. Я не люблю его. Но он сделал мне много доброго. Помог, когда я нуждалась в помощи. Поэтому не удивляйтесь, что я вышла замуж за такого человека, вы всё равно не поймете. Обещайте.
— А какая страна — ваша? — по-прежнему с довольно глупым видом спросил я.
— Вы увидите. Мы едем в консульство. Обещайте, что не будете ничему удивляться.
— Хорошо. — Я кивнул. Я готов был обещать ей все, что бы она ни попросила, отбросив благоразумие. Наверно, я мало отличался от влюбленного четырнадцатилетнего подростка, различие состояло, пожалуй, лишь в том, что влюблен в неё я не был. В этом, во всяком случае, я пытался себя убедить. Я был напуган, обеспокоен, не уверен в себе, и она действовала на меня как успокоительное, вселяла надежду, что всё закончится благополучно. Она была замужем, но предложила мне не интересоваться, почему выбрала этого человека. Возможно, мне навязывали роль деревенского простачка, которого намереваются превратить в искушенного горожанина. Мне это было безразлично, главной оставалась проблема ключа.