Только когда всё закончилось, мы отвалились друг от друга, вялые, ничего не желающие. Пока.
Полежав несколько минут без движения, Оксана начала неторопливо одеваться, стараясь не показываться из-за наших мешков. Весьма разумное решение и я чуть позже, последовал ему, попутно обнаружив отсутствие парочки пуговиц. Экипировку мы проделывали в абсолютном молчании и лишь увидев пистолет, Оксана хотела сделать какое-то замечание, но передумала. Не сговариваясь, мы положили свёрнутые куртки под головы и легли бок о бок. Её рука легла на мою грудь, после чего девушка потёрлась своей щекой о мою.
— Было хорошо, — едва слышно сказала она, — очень хорошо…
— Мне тоже, — прошептал я и поцеловал её в висок.
Глаза девушки подёрнулись сонной поволокой. Интересно, а ведь похоже, таким образом она решила снять сегодняшний стресс. Ну и ладно — это было намного лучше, чем водка. И даже прикольнее, чем ванна и холодное пиво.
— Знаешь, — сонно пробормотала Оксанка и погладила меня по животу, — странная вещь получается.
— Какая? — спросил я и накрыл её ладонь своей.
— Есть две группы — крутые и мы, учёные. А вы, — она помолчала, — вас и группой — то не назовёшь. Не пришей сам знаешь, чему, рукав. Странно…
Она умолкла, словно наконец, подчинилась увещеваниям сна. Однако ресницы закрытых глаз ещё подрагивали.
— Мне было так страшно, сегодня, — пробормотала она, — когда эта каменная пасть…Так страшно.
Всё, она окончательно вырубилась, оставив меня размышлять о странных событиях в которые я оказался вовлечён по самое не балуй. Казалось эти мысли не дадут даже вздремнуть, но сон имел на этот счёт свои собственные соображения. Стоило на секунду отвлечься, и он моментально слизнул сознание в свои глубины.
Пробуждение оказалось куда неприятнее. Зычный голос Зверя возвестил начало нового дня гулким рёвом: «Подъём, ублюдки!» Вопль заметался под куполом пещеры, словно испуганная птица и набросился на пробуждающихся людей голодным коршуном. Когда я начал подниматься, то обнаружил неладное: за ночь мою шею поменяли на волчью, поставив, при этом, множество синяков по всему телу. Кроме того, побаливали ушибленные колени и локти, напоминая о том, что даже самое хорошее в этой жизни, имеет свои тёмные стороны. Оксанки уже не было — она улизнула ещё ночью, прихватив свой рюкзак. Из-за этого казалось, будто вчерашнее попросту приснилось мне.
— Кто хочет пожрать — бегите немедленно! — продолжал взрёвывать Зверь, потряхивая звякающим мешком, — время у нас ограниченно. Думаю, после вчерашнего, никому не надо пояснять, это — не пустой звук.
Никто в этом и не подумал усомниться. Я так в особенности. Поэтому, стараясь не ворочать ноющей шеей, как можно быстрее отправился за полагающейся порцией. Навстречу мне попалась Оксанка и слегка улыбнувшись, кивнула головой. Когда я кивнул в ответ и начал проходить мимо, её губы легко прошлись по моей щеке. Мимолётный поцелуй, однако он заставил меня усомниться в том, что вчерашнее было только снятием стресса или же пустой интрижкой. Не могу сказать, что ситуация от этого стала легче и понятнее. Тем более, эта девчонка мне очень и очень понравилась. Вот блин! Не было печали…
— Ну как, засадил? — выдохнул Серёга, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, — и как ты её уломал?
— Ты это, о чём? — холодно поинтересовался я, изо всех сил сдерживая язык за зубами, — приснилось чего?
— Да пошёл ты на… — сказал Сергей и отошёл, с крайне обиженным видом, бормоча о мудаках, которые портят всю малину. Подразумевался, очевидно, я.
Завтрак представлял собой полное повторение ужина и с внезапным испугом, я сообразил: некоторое время мне придётся сожительствовать с полупустым желудком. Упомянутый орган, раньше хозяина уяснил, откуда ветер дует и выразил своё недовольство громким урчанием. Похлопав по недовольному пузу, я тяжело вздохнул и повинуясь приказам Теодора, начал вползать в лямки рюкзака. Сегодня никто не шутил, не разговаривал и не задавал вопросов — у всех были сумрачные недовольные физиономии обречённых людей. Один Теодор казался светящимся, от переполняющей его энергии — придерживая одной рукой ремень автомата, другой он сжимал бритвенный станок, которым ожесточённо елозил по своей физиономии, придавая ей синеватый оттенок. Чёрт, я даже не заметил на его угловатой морде, полученных вчера, царапин!