Странно, но страха нет. Смятение, непонимание, целая гамма чувств, но не страх.
Сергей еще успел почувствовать, как что-то подхватило его и с огромной скоростью понесло вверх.
«Что это? Смерть? Нет… не может быть…»
Страха нет.
Ожидание.
Мир затягивается белым пламенем, а потом вмиг сворачивается в точку. В ничто.
Человека нет. Сознания нет. Ничего нет.
Глава 1
Смерть — только начало.
Ощущение собственного тела вернулось неожиданно. Его будто выбросили из теплого дома в лютый мороз, на острые камни. Боль полыхнула в ногах, затем поднялась выше, резанула грудь и взорвалась уже в голове. Сергей с трудом разлепил веки, проморгался. Мир перед глазами немного плыл, но каменный потолок удалось разглядеть даже сквозь мутную поволоку. Под самым потолком ржавыми толстыми телами змеились многочисленные трубы. Оплетенные паутиной (причем ее заросли вполне могли копиться не одно десятилетие, перетянутые хомутами и грязными тряпками) трубы выглядели не просто старыми, а древними.
Сергей закрыл глаза.
«Где я?»
Мысли ворочались с таким трудом, будто в голову залили банку клея.
Теперь, когда мир снова погрузился во мрак, Сергей отчетливо расслышал звуки капающей воды.
Что ж, насколько бы плохо ни выглядели трубы, но они явно используются.
А что если это морг?!
Догадка заставила подскочить на месте. Сергей сел, судорожно осмотрелся по сторонам. Небольшая каморка, примерно два на четыре метра. Стены сложены из темного камня, в швах угнездилась какая-то белесая плесень. Имеется дверь — деревянная, по виду довольно массивная, только низкая — немногим выше полутора метров. Впрочем, местами тоже покрыта плесенью, да к тому же рассохлась. Над дверью, на остром крюке, закреплен фонарь грязного стекла.
Сергей сглотнул.
Вполне себе отдельная камера в морге… Вот только очень старом морге. Вряд ли такие можно отыскать в центре России. Да и какой смысл делать отдельные камеры? Значит… тюрьма? Карцер? Ближе к истине.
«Что же вчера случилось? Вчера ли?»
В памяти витали воспоминания о шаровой молнии, за которыми следовала темнота.
Сергей тяжело выдохнул, покачал головой.
Сильно зачесался лоб. Сергей поднес руку к лицу, и его взгляд скользнул по ладони. Укол ужаса заставил вздрогнуть и непроизвольно отпрянуть назад. Спина уперлась во что-то холодное и липкое. Но это ощущение не коснулось разума. Внимание приковала собственная рука. Если сероватый цвет ладони еще можно списать на игры тусклого света, то грубо сшитые края кожи заставили похолодеть изнутри. Сердце подпрыгнуло до горла, да так там и осталось, бешено колотясь, будто рвалось наружу. В висках назойливо стучало, во рту появился привкус желчи.
«Нет! Это сон!»
Сергей медленно отвел руку от лица. Один шов пересекал предплечье с внутренней стороны — от ладони до сгиба локтя. Второй красовался на внешней стороне ладони. Кожа, прихваченная серыми нитками, топорщилась. Кое-где сквозь шов просматривалось красноватое мясо.
Сергей никогда не жаловался на крепость своего желудка, не боялся вида крови, но сейчас чувствовал, как внутренности сжимаются в тугой комок, готовые исторгнуть из себя все содержимое.
«Сон!..»
Бывают ли столь яркие сны?
Ощущение холода исчезло, уступив место жару. На лбу набухли капли пота, лицо горело.
«Без паники. После встречи с шаровой молнией всякое может случиться. Главное, что жив. А раны… хрен с ними. Заживут. Только бы зашить по-человечески…»
Мысли выстраивались более-менее стройно. Не путались, не толкались. Это немного успокаивало. Сергей сплюнул на пол. Сам он сидел на жестком ложе, высотой примерно в метр. Металл или камень — не понять. Поверхность гладкая, отшлифованная.
«Странно, а ведь совсем не больно».
Он еще раз взглянул на руку. Хорошо еще, что тело живо реагирует на холод и шок, иначе объяснение отсутствующей боли виделось только одно.
Но нет — он жив. Только немного не в себе. Немного… не в своем теле!
В висках снова застучало.
Шрамы — многочисленные, разной степени давности и уродства. Свежие швы — все как один наложенные будто второпях, исключительно с целью, чтобы тело на расползлось на части. Татуировки — немного и несложные, большей частью какие-то письмена и знаки. Но главное — само тело: облаченное лишь в набедренную повязку, жилистое, поджарое. Как говорится — ни грамма лишнего жира. Вот только поджарость смотрелась, скорее, как истощение. Не крайняя степень, но все же весьма серьезная.