Сергей бросил опасливый взгляд на проход за спиной, а потом ступил в круг.
Переход оказался быстрым. В лицо ударило спертым воздухом, на мгновение перехватило дыхание – и вот он уже стоит в тускло освещенном коридоре. Темноту лениво разгоняла пара белых сгустков света. Такие же, какие Сергей видел в подвале имения Здебора Вятича.
«Опять коридор! Почему не комната, увитая цветами и заполненная сладкоголосыми гуриями?»
Сергей мотнул головой. Все эти подвалы и катакомбы успели ему изрядно надоесть. Он обернулся: за спиной стояла точная (или очень похожая) копия каменного куба из полости. Но чаши нет. Дым идет прямо из камня и без следа растворяется в полутьме в трех десятках сантиметрах над поверхностью куба.
Вот она, дверь. Кто бы мог подумать?
Сергей снова развернулся к коридору, не опасаясь подвоха, выбросил перед собой руку. С пальцев сорвались тонкие алые нити, протянувшиеся на несколько метров вперед. Примерно то же самое он использовал в доме, где дрался с двумя человекоподобными тварями. Нити растеклись широкими полосами, засияли.
Так‑то лучше.
В пожелтевшем свете отчетливо проступили стены. По ним, на высоте выше человеческого роста, бежали связки кабелей, стянутые металлическими хомутами. Большей частью обмотка кабелей обуглилась либо растрескалась от старости. Сергей вытянул вверх руку, провел пальцами по связке, до которой смог дотянуться.
— Вот тебе и Матерь богов… – прошептал вслух и пошел по коридору.
Чуть ниже кабелей через равные расстояния встречались полуразбитые светильники без ламп. Зато на полу, в пыли и каменной крошке, обнаружилось битое стекло.
Сергей пошел дальше. Дважды он встречал закрытые двери – обычные, стальные, с большой круглой рукоятью в центре. Но либо механизм замка заблокирован, либо он пришел в негодность со временем. Повернуть рукоять не удалось. Попадались и ответвления, но все они завалены плотными грудами слежавшегося камня. То ли господин Вятич не смог их разгрести (во что не особенно верилось), то ли просто не посчитал нужным это сделать.
В конце концов, проплутав по подземным ходам минут пятнадцать, Сергей вышел в круглую комнату с двумя сейчас закрытыми дверями. Что здесь было раньше – сказать сложно. Растекающиеся в стороны светящиеся алые нити вырывали из темноты нехитрую обстановку. Низкий потолок, грязный пол, мятые элементы металлических конструкций, у одной стены собралась целая куча каких‑то обломков, кусков рваной ткани. Напротив – широкий стол с гладкой столешницей. Пластик? Пара таких же стульев рядом. На столе бардак не меньший, чем на полу, разве что нет столько грязи. Зато всевозможных агрегатов и запчастей очень много. Сергей пробежался по ним глазами, затем сел на стул. После старого города удивляться бы уже ничему не надо, но остаться спокойным не получилось. Сергей протянул руку, взял со стола прибор. Тяжелый, порядком измятый, запачканный какой‑то липкой дрянью. И кто же так по–варварски обращался с микроскопом?
Он еще несколько минут просидел на стуле, пытаясь упорядочить мельтешащие в голове мысли. Что же должно было произойти в этом мире, если высокоразвитая цивилизация уступила место средним векам? И ведь не просто уступила. Изменился сам мир. Дом Жизни, Золотые башни, Сборщики… кто еще здесь владеет магией? И что здесь вообще такое – магия? Откуда она взялась?
Самый главный вопрос, который не давал покоя: другой ли это мир, или тот же, где жил Сергей, но спустя сотни, а возможно, и тысячи лет?
Но нет, не этим следует забивать голову! Последнее дело – всматриваться в развалины за спиной, когда у самого перед носом горит мост.
Сергей резко поднялся. По обе стороны от стола стояли массивные металлические шкафы без дверок. Неизвестно, из чего были сделаны в них полки раньше, но теперь ими служили рассохшиеся куски досок. На центральной полке одного из шкафов, на самом видном месте, стояла прозрачная призма – не то стеклянная, не то изготовленная из какого‑то очень чистого минерала. Сергей взял ее в руки – почти невесомая. Осмотревшись еще, он нашел на полках соседнего шкафа три мешочка, которые отозвались мелодичным позвякиванием, стоило немного их потрясти.
Что ж, похоже, и все. Ничего сложного – призма и деньги на руках. Можно возвращаться. Времени на поиски знахаря предостаточно.
Сергей уже было собрался выйти из комнаты, когда его взгляд снова упал на две плотно закрытые двери. Подумав, поставил призму на стол. По дороге он пробовал открыть все. Не стоит делать исключений. Впрочем, к одной он даже не стал подходить – по всему ее периметру шел хорошо заметный сварочный шов. Кроме того, сам металл двери сильно обгорел и даже оплавился.
По контуру второй двери бежала вязь незнакомых Сергею символов. Темно–бордовые, они настолько въелись в металл, что не размазывались даже от сильного трения. Кроме того – они обжигали или, вернее, кололи, словно покрыты множеством тончайших, не заметных глазу, игл. Сергей отдернул руку – на пальцах не осталось ни следа, но ощущение укола никуда не делось. Пожав плечами, он потянул за круглую рукоять. Дверь легко поддалась.
В лицо ударило с такой силой, что, казалось, голова разлетелась сотнями окровавленных ошметков. Все органы чувств умерли разом. Не поймешь – стоишь или лежишь, распластанный в луже собственной крови.
Первым вернулся слух. Рядом, в полной мертвой темноте, послышались стоны. Сначала далекие и отрывистые, но с каждой секундой нарастающие. Люди, много людей. Им очень больно. Они кричат, молят о пощаде. Мужчины, женщины, дети. Но неведомому палачу все равно. Он планомерно обходит ряды несчастных, причиняя им нестерпимые страдания. Кричит молодая женщина – надрывно, протяжно, будто с нее заживо сдирают кожу. Ей вторит детский голос – испуганный плач перерастает в тонкий визг, обрывающийся хриплым кашлем. Грубая мужская брань внезапно стихает, чтобы уже через мгновение взорваться отчаянным воплем – долгим, с какими‑то булькающими всхлипами.
Сергей попытался зажать уши руками. Бесполезно. Крики и стоны звучат в голове. Их много. Очень много. Они способны свести с ума.
Нет! Пусть они замолчат!
Темнота отступила. Багровые разводы режут глаза, выжигают их изнутри. Больно. Руки сами тянутся вырвать сгустки боли из глазниц. Терпеть нельзя. С губ срывается стон. Он переплетается с другими криками, сливается с ними в безумной какофонии. Но вот разводы тают. Перед глазами комната – такая же, как и первая, но чистая, с металлическим столом в центре. Это не просто стол – отдаленно он напоминает кресло дантиста, но почти плоское. Сейчас почти плоское. Сложный механизм, наверное, способен изменять его геометрию, а несколько привязных ремней надежно удерживают на столе тело хоть взрослого человека, хоть ребенка.
Кругом кровь. Она на полу, на стенах. Сам стол блестит от влажных потеков. Почему она не сворачивается? И кругом тени – они изгибаются в немыслимых позах, корчатся, бьются в агонии. Стонут именно они. Им больно до сих пор, но они не в силах покинуть заклятой комнаты.
Заклятой?!
Да, так оно и есть. Комнату окружает какое‑то поле. Барьер, через который не проникнуть. Запертые здесь, несчастные вынуждены снова и снова проходить через пытки – жизнь и смерть в вечном круговороте. В вечном кольце страданий и боли.
Голова постепенно снова обретала способность мыслить. Но пока туго. Мозг будто погрузился в густое марево гниющей плоти. Сколько человек здесь умерло? Сергей сглотнул тягучую слюну. Он знал: не все закончили дни на адском столе под инструментами жестокого палача. Некоторые умирали долго, в течение нескольких дней, сидя у покрытых кровью стен. Они не могли двигаться, не могли кричать – только тихо стонали. Но и этот звук раздражал повелителя их боли. Наказание следовало незамедлительно – новые разрезы, новые ожоги. Особенно серьезные раны он прижигал, чтобы жертва раньше времени не истекла кровью.
Перед глазами Сергея промелькнули отрывистые видения. Люди, обездвиженные и обессиленные, лежат вповалку. Некоторые умерли. Другие еще живы. А белые черви деловито ползают и по тем, и по другим. Для них здесь пиршество.