Запивая пивом бутерброды с ветчиной, Оуэн смотрел в окно, но больше на Пен. Ему нравились ее густые каштановые волосы, разметавшиеся по плечам, точеный профиль. Он заметил, что на ее шейной повязке проступили следы крови, и, указывая на них, сказал:
— Следовало бы, думаю, сменить повязку, мадам. Заодно посмотреть на рану.
Она поднесла руку к горлу.
— Тут как-то все тянет… сковано. Но пульсации, как вчера, нет.
Он подошел к ней вплотную, взял в ладонь прядь шелковистых волос, отвел от шеи.
Пен стояла неподвижно. В этом прикосновении было намного больше интимности, чем даже во вчерашнем поцелуе в полутемном коридоре. Другой рукой он развязал бинт, снял с раны прокладку, пропитанную бальзамом.
— Так чем же я так заинтересовала вас? — вдруг спросила она.
Его рука остановилась. Эту женщину не возьмешь льстивой ложью.
— Не знаю, — ответил он. — Не хочу вас обидеть, но честно говорю: не знаю.
— Я вовсе не обижена, — искренне сказала она.
В самом деле, разве может человек каждому своему поступку дать резонное обоснование?
— Я и думал, что вы не обидитесь, — снова заговорил он. — Это, возможно, одна из причин, отчего меня потянуло к вам. Вы не такая, как многие, Пен Брайанстон. Посреди этого коварного мира обмана, лжи и притворства вы удивляете своей честностью и прямотой.
Пен посмотрела ему прямо в глаза, хотя это мешало окончательно снять повязку.
— Откуда вы можете знать? Где вы узнали об этом, когда преследовали меня на пути в библиотеку?
— О, тогда меня, наверное, толкало предчувствие.
Эта полушутливая фраза не понравилась ей, и она дернула головой.
— Осторожно! — прикрикнул он. — Я могу причинить вам боль… Теперь сами придерживайте волосы, я наложу новую повязку.
Их пальцы встретились, когда она поднесла руку к волосам, и снова дрожь прошла у нее по спине.
— И куда же этот интерес заведет вас, шевалье? — спросила она самым светским тоном, наклоняя шею под его умелыми пальцами.
В его голосе таился смех, когда он ответил:
— Это в большей степени зависит от вас, мадам. Если вы проявите согласие…
— И бдительность, — закончила она его фразу в том же шутливом тоне.
— О, конечно. — Он завязал бинт двойным узлом и отошел в сторону, как художник, любующийся своей картиной. — Теперь, когда вернетесь к друзьям, не будете пугать их пятнами свежей крови.
— Она заживает? — спросила Пен про свою рану и отняла руку от волос, которые снова упали на лицо и плечи.
— Слава Богу, и очень быстро. Думаю, даже не останется шрама… А теперь нам нужно отправляться в путь, Седрик наверняка уже нанял лодку и ожидает нас.
Он подал ей плащ, Пен накинула на голову капюшон. Воротник плаща был разорван, придется скреплять булавками.
— Я помогу вам, — сказал Оуэн и, взяв булавки из ее рук, умело сколол воротник.
Это выглядело так же просто и естественно, как если бы на его месте находился Робин, ей были приятны дружеские манеры этого странного чужого человека. Сейчас слово «чужой» казалось не относящимся к нему, хоть он таковым оставался. Как и десятки других ее знакомых из числа придворных обоего пола. Но с Оуэном ее связывали переживания этой страшной ночи, которая уже начинала казаться далеким и не вполне реальным прошлым.
Она не стала надевать украшения, а сложила их в кошелек, еще раз ощутив прикосновение и шелест листа бумаги, на которую возлагала столько надежд.
Захочет ли Оуэн д'Арси помочь? Он поверил ей. Но последует ли за этим помощь?
Видимо, она глубоко задумалась, опустив руки и прикусив нижнюю губу, потому что он сказал:
— Что с вами? Идемте!
Она медленно ответила:
— Я подумала, поможете ли вы мне раскрыть, что произошло с моим ребенком?
— Как я могу это сделать?
Она выдержала его настороженный взгляд.
— Вы говорили, что следует отправиться в Хай-Уиком и поспрашивать там у людей…
— Да, — согласился он, — я предлагал это как один из способов.
— И вы могли бы сами?.. — спросила она напрямик, не сводя с него глаз.
— Я подумаю об этом, — уклончиво произнес он.
Она предпочла бы более прямой ответ. В этом человеке, она чувствовала, ее единственная и, быть может, последняя надежда.
— Что ж, благодарю вас, сэр.
Она уже направилась к двери, но остановилась, вынула из кошелька серебряную монету, помедлила, прежде чем положить ее на стол. Не обидит ли его это? Быть может, не следует вмешиваться в его денежные отношения с хозяевами?
— Я хочу отблагодарить мистрис Райдер за гостеприимство, — сказала она неуверенно.
— Конечно, — ответил Оуэн. — Уверяю вас, она не станет отказываться.
Положив монету, Пен стала натягивать перчатки. Они были порваны, пальцы смешно и беспомощно торчали из дыр. Как у шута в каком-нибудь балаганном представлении.
— Они мне мало помогут, — сказала она.
— Возьмите мои. Я малочувствителен к холоду.
Она всегда была мерзлячкой и с благодарностью приняла предложение. Перчатки были из очень мягкой кожи, с длинными пальцами и приятно ласкали руку. Как будто это делает сам владелец, подумала она, но тут же отогнала эту мысль.
Седрик стоял у причала возле нанятой лодки, засунув руки в карманы и притопывая, чтобы согреться. Утро было по-настоящему морозным. Гребцы разогревались, хлопая себя по бокам и по плечам и бурно переговариваясь.
— Куда плывем, милорд? — спросил старший.
— Бейнардз-Касл, — ответил Оуэн.
Он ступил в лодку и протянул руку Пен, которая легко впрыгнула за ним, почти не ощутив боли от множества синяков и ссадин — последствий вчерашнего происшествия.