Лучи солнца, отражаясь в отяжелевших от мороза волнах, слепили глаза. Холодный воздух покалывал горло.
Пен под мерный стук весел думала о том, как объяснит принцессе и придворному кругу свое отсутствие, а также свое безрассудное, опрометчивое решение возвращаться отдельно от всех. Не может же она рассказать всю правду — о том, как решилась выкрасть страницу из расчетной книги, и потому задержалась в доме, а потом, забыв о всякой опасности, отправилась, по сути, в одиночестве к причалу.
А еще ведь предстоит поведать, что было после происшествия в лесу и где она провела остаток ночи. Правда была неловкой, даже стыдной, но ложь — хуже. Рана на шее делала невозможным мирный вариант пересказа событий, а главное — Пен так и не научилась лгать.
Лодка уже вплывала в речку Флит, приток Темзы, и вскоре стали видны очертания величественного Бейнардз-Касла, в прошлом одного из королевских дворцов, а сейчас резиденции графа Пемброка. В свои детские годы принцесса Мария (которую ее отец, король Генрих VIII, имел обыкновение называть своей жемчужиной во времена, когда ее мать, Екатерина Арагонская, еще была его любимой женой) провела здесь немало счастливых дней. Это было до того, как король развелся с ее матерью, чтобы жениться на Анне Болейн, чем вызвал неудовольствие и гнев папы римского; что, в свою очередь, послужило поводом для разрыва с папой и начала Реформации, то есть отрыва английской церкви от католичества. За семнадцать лет до него это уже сделал Мартин Лютер в Германии. (А невинная «виновница» всего этого, Анна Болейн, через три года после брака была казнена по приказу короля за супружескую измену.) Итак, менее двадцати лет назад английская церковь перестала быть католической, король стал ее верховным главой, было отменено безбрачие духовенства, закрыты монастыри, их земли конфискованы, мощи и иконы сожжены. Но старшая дочь покойного короля, принцесса Мария, продолжала оставаться — возможно, в память о матери — ревностной католичкой. Что, впрочем, не мешало ей считаться наследницей английского престола.
Пока же на престоле находился ее пятнадцатилетний сводный брат Эдуард, настолько больной, что все вот-вот ожидали его кончины. У него и испрашивала Мария разрешения останавливаться во дворце Бейнардз-Касл во время своего пребывания в Лондоне. И теперешний владелец дворца Пемброк вынужден был мириться с этим, а также закрывать глаза на то, что под его крышей, в покоях высокородной гостьи, совершаются секретные католические богослужения.
Лодка ударилась о берег, весла гребцов замерли.
— Дальше не нужно меня сопровождать, шевалье, — сказала Пен, сама неприятно удивляясь высокомерной холодности своего тона. — Вы и так были чрезмерно добры ко мне.
Оуэн поднял на нее взгляд, в котором удивление смешалось с веселой насмешливостью.
— Боитесь, вам трудно будет объяснить мое появление рядом с вами, мадам?
Она покраснела.
— Боюсь, да.
Он рассмеялся, спрыгнул на берег, протянул ей руку.
— Я не буду чувствовать себя спокойно, — сказал он, — пока не смогу убедиться, что вы благополучно вошли внутрь этого здания. Вместе со мной, конечно.
Как раз сейчас представлялся весьма удобный случай, ведь Пен могла стать его пропуском, паролем для проникновения в ближний круг принцессы, которая, как он надеялся, не откажет в приеме спасителю своей любимицы.
Пен колебалась. Она не понимала, шутит он или говорит серьезно, при любом раскладе не желая показаться невежливой или неблагодарной.
— Если вы явитесь сегодня после полудня, сэр, — наконец проговорила она, — я была бы рада…
— Пен! Пен! — раздался очень громкий и очень тонкий голос.
Она резко повернулась на звук и увидела, как по красной кирпичной дорожке, ведущей от причала к небольшой калитке в стене вокруг дворца, мчится девушка в развевающихся юбках.
— Пен… Пен! Где ты пропадала? Мы сходили с ума от беспокойства.
Пен вздохнула. Это была ее младшая сестра Пиппа собственной персоной. Теперь ни о какой секретности не стоит и думать: Пиппа доберется до самых глубоких тайн и вытащит их наружу. От нее не скрыть ничего.
Пен поспешила ей навстречу. Они не виделись около месяца, и она соскучилась.
— Я ожидала тебя только дня через три, — говорила Пен, обнимая сестру. — Мама и лорд Хью тоже здесь?
— Они в Холборне. — Глаза Пиппы остановились на Оуэне, расширились, и она прошептала:
— А это кто?
Продолжая обнимать сестру за талию, Пен обернулась к своему спутнику, который смотрел на них обеих с выжидательной улыбкой. Она уже собиралась представить их друг другу, когда послышался еще один возглас. На этот раз кричал мужчина.
— Ой, это Робин, видишь? — воскликнула Пиппа, мгновенно забыв об Оуэне. — Он так беспокоился о тебе!.. Робин, уже все в порядке. Она жива и невредима. Ее привез один человек…
Оуэн шагнул вперед.
— Этот человек — шевалье д'Арси, мадам, — произнес он с поклоном, скрывая за вежливой улыбкой внимательный, оценивающий взгляд, которым он окинул девушку.
Подбежавший Робин должен был немного отдышаться, прежде чем накинуться на Пен с расспросами. Шапка была у него в руке, волосы растрепались, беспокойство в голубых глазах сменилось чувством облегчения.
— Что с тобой произошло, Пен? Где ты была? — выговорил он наконец.
— Принцесса Мария сказала, ты осталась у Брайанстонов, — вмешалась Пиппа. — Но мы-то знали, ты никогда бы этого не сделала. Где же ты провела ночь?
Ее глаза не переставали изучать лицо Оуэна, и Пен поторопилась с объяснениями.