Пиппа глубоко задумалась. Потом сказала:
— Ну, я играю, конечно. Кокетничаю, развлекаюсь. Но страсть… Нет! По правде говоря, она мне незнакома.
— Никакого влечения? Ни к кому?
Пиппа снова задумалась.
— Как тебе сказать? Ничего такого… страстного… Одна игра. — Она усмехнулась. — Можешь мне поверить, я достаточно осторожна.
Пен кивнула. Она так и думала: Пиппа достаточно умна и осмотрительна, несмотря на показную ветреность и легкомыслие.
В дверь постучали, обе повернулись на стук, недовольные, что прервали их беседу.
В комнату вошла самая младшая сестра — Анна.
— Как хорошо! Вы уже проснулись, — сказала она вместо приветствия.
— Не ожидали вас так рано. — Пен была в некотором замешательстве.
Она поднялась от туалетного столика, поцеловала сестру, скрывая растерянность, так как предполагала, что Анна и родители приедут, когда ее уже не будет во дворце: тогда то, что должна им сообщить Пиппа, выглядело бы более достоверным.
Анна повернулась к Пиппе, чтобы тоже обнять ее, и та поверх темноволосой головы сестренки выразительно взглянула на Пен. В глазах у нее был вопрос: «Что будем делать? Менять наш план?»
Тем временем Анна уже сновала по комнате, болтая о своем, разглядывая вещи и туалеты, принадлежащие Пен.
— Интересно, почему папа не разрешил мне отпраздновать Двенадцатую ночь? — с обидой говорила девочка. — Под любым предлогом оставляет меня дома. Я уже не маленькая. И почти не больна.
— Он не хочет, чтобы ты слишком быстро взрослела, — постаралась объяснить ей Пен, которая прекрасно знала, как ее отчим обожает свою Анну, как не любит, чтобы та проводила время не под родной крышей.
Его беспокойство об Анне, настойчивое попечительство многие в семье считали трогательными, но чрезмерными. Особенно в этом была уверена сама «жертва».
Вот и сейчас она продолжала жаловаться сестрам:
— Это несправедливо! Джейн Грей тоже нет пятнадцати, а ее привозят на все праздники и балы.
— Джейн — двоюродная сестра короля, — пыталась ее утешить Пиппа. — Она должна быть на всех торжествах. А тебе совсем не обязательно.
— И нечего завидовать бедняжке Джейн, — добавила Пен. — У нее не жизнь, а настоящая каторга с ее ужасной матерью, которая постоянно пилит ее и щиплет. Даже на виду у всех. Уж не говорю о том, что ее выдадут замуж за того, кто понравится не ей, а матери и членам Тайного совета. Тебе, Анна, это, к счастью, не грозит.
— А как я вообще смогу выйти за кого-то, — спросила та, вертясь перед зеркалом, — если меня никуда не пускают?.. Вам нравится мое платье?
— Очень, — заверили сестры, Анна сразу успокоилась и тут же выразила горячее желание помочь Пен одеться.
Та, обменявшись взглядами с Пиппой, сказала ласково:
— Милая Анна, у меня к тебе просьба: пойди сейчас и передай мои наилучшие пожелания маме и лорду Хью и заверь их, что через полчаса я буду с ними.
— Но ведь они и так знают, что ты придешь? — удивилась девочка.
— Конечно, но правила этикета требуют, чтобы кто-то передал им именно то, что я сказала, и именно сейчас. Иначе они сочтут меня невежливой и будут совершенно правы.
— Что ж, если так… — не очень охотно согласилась Анна и ушла выполнять поручение.
— Быстрей одевайся! — сказала Пиппа тоном опытного заговорщика, едва закрылась дверь. — Как только ты исчезнешь, я сообщу родителям, что тебя срочно вызвала принцесса. Скажу, ты с сожалением просила передать им, что не сможешь покинуть ее ни на минуту, она тебя не отпускает, и врач тоже советует не отходить от ее постели.
— Ты хорошо придумала, — одобрила Пен. — Надеюсь, они вскоре возвратятся к себе в Холборн. Что им здесь делать?
— Конечно, — рассмеялась Пиппа, — не встречаться же с герцогиней Суффолк. Мама не может долго находиться с ней в одном помещении… Ты поедешь верхом на свое свидание?
— Да.
Пен только сейчас подумала об этом и решила, что средь бела дня вполне безопасно проехать на коне из Гринвича в Лондон. Да и займет не больше часа. А уж оттуда она легко найдет дорогу до таверны мистрис Райдер, где застанет Оуэна. Вряд ли он будет так торопиться по ее делам, что выедет в Хай-Уиком спозаранку. Но даже если его уже не будет, она поедет вслед за ним по уикомской дороге и непременно его настигнет.
— Раз ты едешь верхом, — сказала Пиппа, — тебе понадобятся юбки без фижм, возьми у меня… Еще что?.. Не забудь про деньги.
— Ты, как всегда, права.
Пен достала из ящика кошелек, после чего ступила обеими ногами в нижнюю юбку, а руки вдела в рукава оранжевого платья, которое держала для нее Пиппа. О каком-либо багаже она не хотела сейчас думать: если что-то понадобится, купит по дороге.
— Обязательно возьми оружие, — со всей серьезностью продолжала советовать Пиппа. — Ты ведь едешь одна. Мало ли что может случиться… — Она содрогнулась. — На тебя ведь уже напали не так давно.
— Ну, от целой шайки бродяг ничего не спасет.
Все же Пен согласилась с Пиппой и взяла небольшой серебряный кинжал; его можно спрятать в рукаве, и он давал иллюзию защищенности.
Пен чувствовала волнение, прежнее спокойствие покинуло ее: она впервые предпринимала такое путешествие на собственный страх и риск. В этом, она сознавала, была определенная авантюра.
Она втянула живот, и Пиппа затянула шнурки корсажа.
— Мне страшновато за тебя. Пен, — сказала она.
— А мне за себя, — призналась та со слабой улыбкой.