— Что ж, у меня найдется кое-что и на этот случай. Только стоит подороже. Но жить он не будет…
Пен показалось, что она застыла от холода и сейчас умрет — прямо здесь, в этой сумрачной комнате, возле полок со страшными снадобьями. В комнате, где, возможно, бывала мать Филиппа, получая из рук хозяйки дьявольское средство для нее, для Пен, чтобы вызвать преждевременные роды. Или подобное средство приносила ей мистрис Гудлоу, сотворив его из невинных трав?.. Какая разница?..
— А что, если он будет жить?
Вопрос, который задал хозяйке Оуэн, вывел Пен из оцепенения.
— Что, если ему больше шести, — повторил Оуэн уже без всякого валлийского акцента, — и он остался в живых? Что тогда?
— Это уже не мое дело, сэр, — пробормотала Бетси, и внезапно в ее глазах мелькнул огонек подозрения, как вспышка молнии, озарившей угрюмую комнату.
И еще в ее взгляде Оуэн увидел опасение. Страх.
— Сядьте, мистрис Кошем, — сказал он властно.
Она не могла не подчиниться звуку его голоса. В комнате наступила напряженная тишина.
— Вы сказали «не мое дело», мистрис Кошем, — вновь заговорил Оуэн. — Поговорим о вашем деле… — Он выдержал зловещую паузу. — Давайте представим, что года три назад был насильно произведен на свет ребенок, пробывший всего около восьми месяцев во чреве матери. И вопреки ожиданиям некоторых людей остался жить… Как вы полагаете, мистрис Кошем… — голос Оуэна зазвучал угрожающе, — что могло статься с этим ребенком?
Лицо женщины сделалось бледным как мел. Она неотрывно смотрела на Оуэна, словно кролик на удава.
— Не понимаю, о чем таком вы говорите, — наконец выдавила она, облизывая сухие губы. — Ума не приложу.
— Не понимаете? — повторил Оуэн.
Неспешным движением он достал из камзола кошелек и кинул на стол. Монеты в нем зазвенели. После чего вынул кинжал из ножен, прикрепленных к поясу, и аккуратно положил его рядом с кошельком.
— Я помогу вам понять, женщина, — сказал он спокойно.
Глаза Бетси Кошем метались по предметам, лежащим на столе. Видела она также и холеные белые руки, в которых крылись угроза и сила.
— Предлагаю выбор, — продолжил Оуэн. — Ответьте честно на мой вопрос, и кошелек ваш… Но можете предпочесть то, что лежит рядом с ним.
Он сложил на столе руки в ожидании ответа.
Пен тоже смотрела на стол. На лежащий там кинжал — простой, с обычной рукояткой, но обоюдоострым лезвием. Неужели он готов пустить его в ход? Нет, это только угроза, которую он никогда бы не осуществил. Собственно, и угрозы прямой не было. Она только предполагалась.
Внезапно Пен подумала — хотя для таких мыслей было не слишком подходящее время, — что профессия Оуэна предполагает применение оружия в любых случаях и по отношению к любым людям, какого бы пола или возраста они ни были. Даже к детям, если те помогают врагам его страны… О нет! Нет!..
И она поняла… ощутила страх этой старой женщины, которая знала, что сидящий перед ней человек в черной одежде, с темными глазами и мягким голосом, ни минуты не колеблясь, пустит в ход свое оружие.
— ..Спрашиваю еще раз, Бетси Кошем: как вы думаете, что могло случиться с этим ребенком после его рождения?
Она снова облизала губы, глаза у нее бегали, лицо приняло серый оттенок.
— Есть такие места… — проговорила она. — Такие… где могут держать этих… ненужных детей. Если за них платят, ясное дело.
Ненужных!.. Платят!.. Слова, будто железные колючки, впивались в мозг Пен, не давали дышать.
— Кто взял этого ребенка? Кто?..
Пальцы Оуэна, будто невзначай, притронулись к клинку. Женщина задрожала, всхлипнула.
— Милорд, — сказала она. — Его забрал милорд… Завернул в одеяло и взял… Больше ничего не знаю! — вдруг вскрикнула она. — Клянусь Богом! Они… они прикончат меня, если узнают, что я сказала!
— Они ничего не узнают, женщина. Перестаньте дрожать!.. Куда они отдали его?
— Не знаю! Честно, не знаю! — Она опять всхлипнула. — Клянусь!
Оуэн был неумолим.
— Подумайте! — Молниеносным движением он схватил кинжал и вонзил его в стол. — Подумайте как следует!
Мистрис Кошем чуть не упала со стула от ужаса.
— В Лондон! — закричала она. — Они чего-то говорили про Лондон… Больше я ничего… Ничего…
Она разрыдалась.
Оуэн медленно вложил кинжал в ножны. Так же медленно протянул ей кошелек с деньгами и встал из-за стола. Не произнося больше ни слова, не прощаясь, он направился к двери, возле которой остановился, пропуская вперед Пен. Во дворе он обнял ее за плечи, и так они подошли к воротам, где были привязаны лошади.
— Вы сделали бы это… сделали? — Это были первые слова, которые она произнесла с той минуты, как они зашли в дом к мистрис Кошем.
— Что именно?
— Ударили бы ее кинжалом?
— Я знал, этого не потребуется, — сухо ответил он. Ее сознание медленно вернулось к тому, что она только что услышала из уст этой женщины.
— Ребенок… мой ребенок… Она сказала, он был живой.
— Да, — проговорил Оуэн и не сразу продолжил:
— Это может не означать, что он жив сейчас.
— Он жив! — В ее голосе не было надрыва, только уверенность. — И я должна его найти.
Оуэн понимал: такую уверенность ничто не поколеблет. На обратном пути Оуэн сказал:
— Итак, следует начать поиски ребенка в Лондоне.
— Но где именно? — В голосе Пен не было прежней убежденности, а напротив, растерянность и печаль. — Город так велик.
— Это верно, я буду думать, — сказал он.
В его тоне можно было уловить неопределенность, на самом же деле у него сразу появилась мысль о том, в каком месте следует искать ребенка, если тот жив. Он вспомнил свою случайную встречу с Майлзом Брайанстоном в районе публичных домов Саутуорка, на одной из неприглядных улиц. С какой целью мог оказаться такой человек, как Майлз, в этих опасных для жизни и здоровья местах? Конечно, если он ко всем своим достоинствам еще и тайный лиходей… В конце концов, сам Оуэн тоже оказался в том районе…