— Все еще спите? — торжествующе поинтересовалась она.
— Пожалуй, сейчас нет, — признался Оуэн.
Оба замерли, наслаждаясь ощущением друг друга, и пребывали так некоторое время. Потом он слегка согнул ноги в коленях, закинул руки за голову и сделал первое движение. Легкое, едва заметное, ленивое. Она рассмеялась тихим счастливым смехом, воспринимая его ритм.
Только четвертый раз они были в постели вместе, но ей казалось, она знает и понимает его тело так же хорошо, как свое. Вместе с ним сражалась она за то, что называется кульминацией, вершиной наслаждения, оттягивая его завершение как можно дольше. Наконец не могла более сопротивляться накатывающему валу блаженства и отдалась ему на милость, после чего с тихим стоном замерла.
— В этот раз мы были неосторожны, — шепнула она прямо в ухо Оуэна. — Но я этого хотела.
— Я тоже, — ответил он и, повернувшись на бок, посмотрел ей в лицо. — Однако я опасаюсь последствий. Ты ведь тоже не хочешь их, Пен?
— Во всяком случае, не теперь, — сказала она, и в ее глазах был вопрос. Потом она все-таки спросила:
— А как вы, Оуэн? Хотели бы вы иметь ребенка?
Его лицо окаменело, и хотя он не переменил позы, ей показалось, что он отодвинулся от нее на огромное расстояние.
— В моей жизни нет места для детей, — услышала она.
….Люси и Эндрю. У обоих глаза матери. Зеленые, как болотный мох…
Он сел на постели. Пен продолжала лежать. Недавняя радость ушла из нее, как воздух из мяча. Ей сделалось холодно. Зачем она задает такие вопросы? Зачем пытается вторгнуться в чужую жизнь? Да, они любовники, но это ничего не меняет. Что она знает о нем, о его бедах и горестях? Только то, что он сам захотел рассказать, очень немного. Возможно, потому, что профессия шпиона не располагает к особой откровенности. А быть может, и потому, что в его жизни произошло нечто страшное. Трагичное… О чем невозможно говорить.
Она протянула руку, коснулась его спины. В отличие от нее самой его тело горело как в лихорадке… Несомненно, с ним что-то происходит. Какие-то воспоминания не дают покоя. Он снова потерянный, опустошенный, каким был, когда чуть было не наехал на маленькую девочку. Нет, она не может молчать, когда он такой!..
— Оуэн, что так терзает вас?
Некоторое время он не отвечал, и она вновь пожалела, что начала расспросы. Затем, словно стряхнув с себя что-то, он встрепенулся и сказал:
— Так… ничего. Старая история. — Повернувшись к ней, погладил по щеке. — Вставайте, пора. С рассветом выезжаем в Лондон.
Да, в Лондон! Туда, где может… где должен находиться ее ребенок… Живой и здоровый… Но как… как она его узнает? Она ведь никогда его не видела. Только слышала голос… Только поняла, что он жив… И должен быть жив теперь! Завтра… послезавтра…
Она вскочила с постели и поспешила к сундуку, на котором лежала ее собственная одежда, выстиранная, сбрызнутая лавандовой водой и выглаженная приветливой служанкой, тезкой принцессы Марии. Долой одежду Седрика, которая сыграла (или не сыграла) свою роль! Как бы то ни было, но, будучи в этой одежде, она узнала главное: ее ребенок жив!.. Был жив…
Начав одеваться и повернув голову к Оуэну, она не могла скрыть удивления, увидев, что он снова в состоянии возбуждения.
— Как? Вы… опять?
— Вполне, — отвечал он. — Вы поразительно воздействуете на меня.
— Но у нас нет времени. — Она торопливо застегнулась, избавив его от лицезрения ее прельстительной наготы, после чего уселась на сундук и принялась натягивать чулки. — Позвать Мэри или вы поможете мне со шнуровкой?
— Позовите служанку. Я вынужден лишить себя этого удовольствия, чтобы одеться самому.
Накинув халат, он поспешил к двери.
— Ценю вашу поспешность, — сказала она ему вслед, — но не хотите ли одарить меня хотя бы поцелуем после бурной ночи?
Она прикрыла глаза, когда его губы коснулись ее рта, но сразу же открыла их, потому что почувствовала: что-то не так. Он сейчас не с ней. Его взгляд был устремлен куда-то поверх ее головы, и что в нем таилось, она понять не могла. Во всяком случае, не любовь к ней.
Опять ее пронизал холод. Она отстранилась и сказала с неловким смехом:
— Ваши мысли снова где-то далеко.
Чуть вздрогнув, он виновато улыбнулся.
— Простите. Вероятно, я задумался о наших дальнейших действиях. Мы не должны задерживаться.
— Я тоже так считаю, — стараясь казаться спокойной, согласилась она. — Спущусь, как только буду готова.
Было ощущение, что он хотел еще раз поцеловать ее или сказать что-то, но не сделал ни того ни другого и вышел.
Войдя к себе в комнату, он разбудил Седрика и поспешно завершил свой туалет.
Его мысли и в самом деле были заняты предстоящими поисками ребенка, он вполне отдавал себе отчет, как это может быть трудно, если вообще возможно. Страшила и мысль об окончательном исходе дела: как переживет Пен, если дитя не будет найдено? Или если окажется, что его уже нет в живых?..
Но главное — с чего начать? Не шнырять же по всем притонам Саутуорка в поисках исчезнувшего ребенка? Это может, в конце концов, вызвать подозрения Брайанстонов, и тогда пиши пропало — дитя, если оно еще существует, сгинет навсегда.
Значит, нужен какой-то надежный и хитроумный план действий. По всей видимости, следует включить в него Пен. И первым делом сообщить ей о своих подозрениях по поводу местонахождения ребенка. Но как сказать об этом? Какими словами?
Наконец, еще одна проблема, о которой, несомненно, не могла не думать и она сама: каким образом сумеет она узнать, ее ли это ребенок, когда они его найдут?.. Если найдут…